Финал 2-го акта только дубина может провести плохо. Сами сценические положения и музыкальный материал делают этот финал почти самоигральным. Вы можете себе представить мои терзания при слушании "Вольного ветра"!
Но и "Клоун" будет трудным орешком, и я ни на одну йоту не собираюсь приноравливаться к уровню современных опереточных примадонн и стареющих героев-любовников.
Оперу, надо писать оперу! <...>
Засим позвольте с Вами попрощаться в надежде, что ко дню моего возвращения из Рузы я найду на столе у себя Ваш конвертик. Будьте здоровы и радостны.
Ваш И.Д.
3 апреля 1950 г.
Дорогая Рая! Спасибо Вам за письмо и телеграмму. Концерт вчера прошел удачно и очень меня утомил, так как при подготовке его было много всяких волнений. Условимся, что все наши разговоры, споры и рассуждения мы отложим до встречи, которая уже близка. Я приеду в Ленинград, вероятно, числа 22-го. Остановлюсь в "Европейской".
Послезавтра снова уезжаю в Дом творчества в Рузу, обстановка которого превосходно способствует работе. Так, например, за 41/2 дня моего пребывания там я сильно двинул вперед "Клоуна" и сделал столько, сколько вряд ли сделал бы за месяц в Москве. Теперь музыка оперетты "в шляпе". Я недавно играл дирекции театра свои новые номера, и они произвели настолько большое впечатление, что театр спешно перестраивает свои планы и ставит "Клоуна" вне всякой очереди. Таким образом, я сейчас должен серьезно поработать, чтобы дожать музыку до победного конца. Вот почему я снова удираю в Рузу. Думаю пробыть там дней десять.
Должен Вам сказать, что основная и мучительная трудность моей работы заключается в боязни моей делать хуже моих возможностей. Я не имею права допускать, чтобы "Клоун" был хуже "Вольного ветра". К сожалению, трудно предвидеть конечные оценки, поэтому приходится опираться на собственное оущение, которое не всегда бывает точным. Но благодаря моим стремлениям предельно творчески себя опустошать в каждой новой работе (это самомучительство мало кто понимает), мне всегда при начале новой, идущей вслед за этим работы, бывает необыкновенно тревожно, трудно уверовать в себя, пока не потечет новая энергия, новое воодушевление. Говорят, что я долго раскачиваюсь. Если бы кто знал, чего стоит мне это "раскачивание"!
С "Клоуном" долгое время было такое состояние, что я не находил опорных точек. В пьесе, очень хорошей самой по себе, не были долгое время завинчены те музыкальные гайки, которые необходимы для постройки стройного музыкально-драматургического здания. Эта неопределенность чуть не привела к разрыву моему с соавторами, так как я бушевал и требовал от них часто того, что они плохо понимали. Теперь во многом эти споры урегулированы; и если дело пойдет так же хорошо, как сейчас, то моя одиннадцатая оперетта станет вровень с "Золотой долиной" и "Вольным ветром".
Простите меня, дорогая, но на этом я письмо свое заканчиваю, так как уйма всяких дел.
Крепко Вас целую.
Ваш И.Д.
6 апреля 1950 г.
Дорогая Раинька! Сейчас раннее утро, пасмурное, теплое. Через полтора часа отбываю в Рузу работать. Вы не представляете себе, до какой степени отвратительной назойливости дошли все эти звонки, приглашения на заседания, вечера, выступления и т.д. Невозможно жить, невозможно работать! Я, который почти никогда не мог работать вне привычной мне обстановки, вне моего рояля и письменного стола, вынужден удирать, чтобы осуществлять необходимые работы по "Клоуну". Вчера, уже приготовившись уезжать, я был остановлен, правда, в этом случае действительно важным совещанием. Пришлось отложить отъезд на сутки. За эти сутки пришло Ваше письмо - единственное утешение за отсрочку. Я очень рад, что концерт Вам понравился. Во многих отношениях он мог бы быть лучше. Но я был ограничен в своих возможностях построить программу по моему замыслу. Дело в том, что я считаю организацию концерта негодной. Подробно я постараюсь рассказать в другом письме из Рузы, так как сейчас спешу Вам ответить на Ваши вопросы и кое-что сообщить новое. А так, в общем, концерт прошел очень празднично. Была масса публики, и очень хорошей. Солисты пели плохо. В этом отношении выиграли радиослушатели.
После моего концерта произошли следующие события: решив избежать ряда ошибок при организации ленинградских концертов, я поставил несколько твердых условий, которые сейчас в Ленинграде обсуждаются и, как думаю, приведут либо к отсрочке, либо вовсе к отмене моих концертов. И хотя этот вопрос связан с нашей встречей, я думаю, Вы согласитесь с моей правотой, заключающейся, главным образом, в том, что я требую: