|
Книги и работы Н.Шафер. Рыцарь советской песни
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |
РЫЦАРЬ СОВЕТСКОЙ ПЕСНИ
Неоднократно приходилось писать о необычных людях, с которыми меня сводила судьба: было много встреч, совместных решений и поступков, длительных размолвок и добрых примирений. И вот теперь впервые пишу "воспоминания" о человеке, с которым никогда в жизни не встречался: были лишь одиннадцатилетняя переписка и три-четыре междугородных телефонных разговора. Но ощущение такое, будто встречался с ним ежедневно и даже знал его лучше, чем тех, с кем общался постоянно.
Валерий Сергеевич Франченко принадлежал к редкому типу самоотверженных людей. Если дело касалось любимого им призвания, он готов был пожертвовать для него всем: служебным положением (медик по образованию, он порвал с медициной), семьей (развелся с женой, которая не хотела понимать его творческих устремлений в области филофонии), бытовым авторитетом (собирал бутылки, чтобы прокормить себя и накопить деньги для очередной поездки "за пластинками") и даже жизнью. Да, жизнью, и это вовсе не громкая фраза. Идеализируя "проклятое прошлое", он подточил свое здоровье душевной болью за настоящее и будущее России. Крах уникальной планеты под названием "СОВЕТСКАЯ ПЕСНЯ" он воспринял как символ гибели российской культуры, без которой немыслимо духовное возрождение нации. Вторжение "попсы" он встретил с ужасом - как татаро-монгольское нашествие. Справедливо полагая, что нравственность народа определяется прежде всего его музыкальными пристрастиями, Франченко пытался воздействовать на своих слушателей лечебным "массажем" - песнями советских композиторов в исполнении лучших вокалистов старой эстрады, прежде всего - Владимира Бунчикова и Владимира Нечаева. Он был счастлив, когда (пусть редко) "массаж" оказывал хорошее воздействие - и чья-то испакощенная душа снова начинала светить своим первородным светом...
Как же мы заочно познакомились?
Была у меня еще одна интересная длительная переписка, и тоже (увы!) без очных встреч, - с известным рижским коллекционером джазовых пластинок Сабирджаном Курмаевым, живущим ныне в США. Вот он-то и "переправил" ко мне Франченко, круто избавившись от ненужного знакомства и здраво рассудив, что фанату советской песни будет более интересно общаться с автором книги "Дунаевский сегодня", нежели с утонченным джазистом. Сабирджан Сабирджанович предупредил меня, что он рискнул без моего ведома дать мой адрес Валерию Сергеевичу: мол, ждите письменной атаки.
Ждать долго не пришлось. Через некоторое время я получил письмо, датированное 30-м сентября 1991 года. С любопытством вскрыв конверт, на котором адрес был написан с имитацией печатных букв, я тут же разочаровался. Дело в том, что, ведя активную переписку с разными корреспондентами на протяжении многих лет, я выработал в себе некоторые графологические навыки - характер человека и его интеллект угадывал по почерку. Локальная особенность почерка Франченко провоцировала заподозрить в корреспонденте не то малоуспевающего ученика, не то малокультурного пенсионера, на старости лет занявшегося эпистолярией. Заметил неправильно расставленные запятые, поморщился от стилистической корявости. Такие письма ко мне приходили десятками... Со вздохом отложил письмо в сторону, подумав, что надо написать Курмаеву что-то язвительное.
Несколько дней письмо лежало у меня на столе, в сущности, непрочитанным. Однажды, перебирая бумаги, наткнулся на пустой конверт и сиротливый листок, свернутый вчетверо. Разворачивая его, заметил короткую информацию: "Мне 25 лет..." Как?! Ему всего 25 лет? И обожает советскую песню, которая у нынешней молодежи может вызвать лишь снисходительную улыбку, да и то в лучшем случае? Продолжаю читать дальше: "Коллекционерский стаж 15 лет..." Ничего себе... Значит, он коллекционирует с десятилетнего возраста? Не марки, не спичечные коробки, не записи расплодившихся модных поп-групп, а песни советских композиторов? Переворачиваю страницу и медленно читаю с самого начала.
...Здесь я вынужден сделать отступление. Помните переживания маленького Николеньки Иртеньева из "Детства" Л.Н. Толстого? Он сделал открытие, непосильное для его детских плеч: понял, что самые близкие люди, которые окружают его, лживы и лицемерны. Родственники, съехавшиеся на похороны его молодой матери, всеми силами стремились сохранить траурное приличие, а ведь это - первый показатель внутреннего равнодушия. Даже родной отец, стоя у гроба жены, слишком заботился о том, чтобы эффектней выглядеть в черном костюме и с бледным лицом на фоне этого самого гроба. Николенька заходит на кухню к Наталье Саввишне, старой "мамке", крестьянке, вскормившей грудью его мать - уж она-то должна переживать по-настоящему! Но нет: Наталья Саввишна, как всегда, гремит посудой, нюхает табак, недовольно ворчит - как будто ничего не случилось... Ничего не случилось? И здесь Николенька делает второе открытие. Именно Наталья Саввишна, женщина из народа, по-настоящему переживает смерть его матери - и этим возвышается над своими господами. Она настолько поглощена горем, что даже не задумывается, прилично или неприлично в такие минуты греметь посудой и нюхать табак, ей неведом этикет, она полностью разоружена перед наплывом внутренних скорбных чувств.
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |
|