Исаак Дунаевский в гостях у Михаила Булгакова. Пьесы для фортепиано.

Дунаевский и Булгаков (вступительная статья)

И вот я держу в руках драгоценное письмо, датированное 17-м февраля 1953 года, письмо, без которого невозможно было бы составить этот сборник и выпустить в свет грампластинку... Давид Михайлович разрешил мне снять копию, но не разрешил включить письмо в книгу "Дунаевский сегодня", которую готовило к выпуску издательство "Советский композитор".

В 1986 году я сделал последнюю попытку убедить Персона изменить свое решение:

- Давид Михайлович, дорогой, теперь уже можно: перестройка, знаете ли, демократия...

Но Персон был неумолим - он не очень-то верил в государственные перемены... Очевидно, сталинские лагеря оставили неизгладимый след в душе Давида Михайловича, несмотря на то, что в определенном смысле ему "повезло": в 30-е годы он удосужился пробыть некоторое время в должности директора Центрального театра Беломорско-Балтийского канала... Он умер в 1987 году, в возрасте 94-х лет...

В общем (пишу это с грустью) запрет давно уже потерял силу... Полный текст письма я передал в "Международную Еврейскую газету", которая опубликовала его в ноябре 1992 года. Затем отдельные фрагменты были воспроизведены в "Музыкальной жизни" и "Литературной газете". Привожу сейчас лишь те места, которые имеют непосредственное отношение к данному сборнику:

"Газеты и радио продолжают вопить о мифических "убийцах в белых халатах". И в такой момент Вы, Давид Михайлович, советуете мне "отключиться от всего" и возобновить работу над оперой. Вы что - не читали рассказ Мопассана, по которому Булгаков сочинил либретто? Не знаете, что Рашель - это модифицированная Рахиль? <...> Если в 1939 году мне бы за "Рашель" приписали антипактовские настроения, то сегодня, при намерении довести свой замысел до конца, я угодил бы в агенты "Джойнта" <...>

Мой внутренний мир перевернулся. "Куда умчались дни лихих забав? Не тот я стал теперь - все миновало..."¹. Неужели мне приснилось, что под плясовую из "Искателей счастья" в доме Булгакова веселилась и дурачилась целая компания? <...> Между прочим, именно Булгаков укрепил меня в мысли, что Дунаевским я стал не в 27-м и не в 34-м году, а еще тогда, когда носил гимназическую форму и испекал вальсики для всяких женичек, милочек, розочек и экспериментировал на одну и ту же тему в разных танцевальных ритмах. Представьте, ему все это нравилось: и прелюдии, и сарабанды, и гавайская экзотика, и хаотически-лунные мелодии "доциркового" периода, и даже те пустячки, которые я когда-то дарил Зине для домашнего употребления... И все примеривал к "Рашели", спросил, нельзя ли тему французской шансонетки использовать во второй картине, то есть в канкане. Ну а его жену-колдунью я околдовал своими новейшими вальсами, в том числе тем, который был отвергнут Александровым. О вальсе из "Половчанских садов" она сказала: "Ему место не там, это - вальс Турбиных". - "Клянусь вам, - ответил я ей, - что ваша похвала мне дороже вот этого ордена". -"Тс-сс, - приложила она палец к губам. - Не так громко. Сыграйте вальс из "Детей капитана Гранта", он лучше даже "половчанского"...

<....> Вы знаете, Давид Михайлович, я не трус. Но единственное, чего я боюсь - это ненароком повстречаться с Еленой Сергеевной. Как я посмотрю ей в глаза? Ведь "Рашель" была последней надеждой в доме Булгаковых, а я эту надежду не оправдал..."

Чем поражает концовка письма? Тем, что свое экспрессивно-эмоциональное состояние композитор невольно выражает почти теми же словами, что и писатель. Сравним -

Булгаков: "Интересно знать, как же дирекция будет смотреть в глаза Дунаевскому?"

Дунаевский: "Как я посмотрю ей в глаза?"

Вот она, обостренная совесть двух художников, всецело принадлежащих сословию истинных интеллигентов!

Конечно, если подойти к этому письму с чисто формальной стороны, то репертуар Дунаевского в нем обозначен весьма приблизительно. Собственно говоря, конкретно здесь названы лишь две вещи: плясовая из фильма "Искатели счастья" и вальс из фильма "Дети капитана Гранта". Правда, любой исследователь творчества Дунаевского без особого труда догадается, что вальс, "отвергнутый" кинорежиссером Г.В. Александровым, предназначался для фильма "Волга-Волга". Кстати, Александров отказался от вальса не потому, что он ему не понравился (в нем композитор изобретательно и ярко варьирует тему из своей "Песни о Волге"), а потому, что при монтаже фильма выпал эпизод, где он звучал... Чуть сложнее обстоит дело с вальсом из музыки к пьесе Л. Леонова "Половчанские сады". Суть в том, что для этой пьесы, поставленной во МХАТе, Дунаевский сочинил восемь музыкальных номеров, в том числе три вальса: "Бурньга", "Сентиментальный" и просто безымянный в тональности B-dur. Какой же из них получил высшую оценку как "вальс Турбиных"? Думаю, что "Сентиментальный": в нем нетрудно обнаружить родство со знаменитым вальсом В. Ребикова из оперы "Елка", звучавшим в начале века почти в каждом доме, где было пианино. Певец "эпохи энтузиазма", Дунаевский вдруг с очаровательной непосредственностью выразил ностальгическую грусть по старым добрым временам, когда уют домашней жизни, мир, любовь и согласие в семье спасали людей от житейских невзгод и социальных потрясений. А ведь это был 1938-й год!

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter