Наум Шафер. День Брусиловского

Анкета Маркса

Ну а после истории с "глинкинским вальсом" Евгений Григорьевич сделал мне последнее категорическое предупреждение: без готового либретто он не будет знакомиться ни с одним очередным музыкальным номером из будущей оперы "Печорин".

- Что ж, мне больше не приходить? - спросил я.

- Почему же? - удивился композитор. - Приходите, как всегда, в положенное время. Вы интересный собеседник, и мне нравится поболтать с вами о том и о сём, тем более, что со своими консерваторскими студентами я, как правило, разговариваю лишь на сугубо профессиональные темы. В отличие от вас, их меньше интересует реальный мир с его коллизиями. Если у вас ненароком сочинится новый романсик или песенка, то можете мне показать. Но номера из "Печорина" я стану смотреть только тогда, когда на моём столе появится полностью законченное либретто.

Несколько раз я пытался узнать, каким образом "Ветка Палестины" попала к Епонешниковой. Но Евгений Григорьевич отмалчивался, а однажды коротко ответил:

- Это мой секрет, вернее, будущий сюрприз для вас.

Любопытно... Ведь ноты он мне вернул. Переписчика, что ли, нанял, чтобы сделать копию для Эрочки? Я терялся в догадках, но мне было приятно и... тревожно.

А тут ещё взбудоражили афиши с извещением о предстоящем концерте Александра Вертинского в филармонии. Это был певец из моего легендарного бессарабского детства. К трём имеющимся у нас пластинкам мама относилась как к святыням, а когда одна из них разбилась, то несколько дней пребывала в самом настоящем трауре. Ну а меня Вертинский всегда погружал в сферу изысканно-прекрасного, хотя, будучи ребёнком, не всегда понимал, о чём он поёт. Вот Пётр Лещенко - тот был проще и доступней и тоже завораживал. А Вертинский... Он магнетизировал, несмотря на то, что во многом был непонятен. Не в этом ли великая тайна божественного искусства?

Увидев афиши, я тут же побежал в филармонию и купил два билета на первый ряд - для себя и Наташи Капустиной, с которой к этому времени уже успел крепко подружиться. Я тащил её за собой на любимые оперные спектакли, а насчёт "Руслана и Людмилы" сразу же договорились: не пропускаем ни одно представление - хоть в десятый или двадцатый раз.

- И пока ты не выучишь наизусть основные арии и оркестровые мелодии, - решительно и категорично объявил я, - то буду тебя экзаменовать на проверку. Попытаешься мне напевать то, что прикажу!

Наташа безропотно и вроде даже с удовольствием подчинилась моему диктаторству. И ночью, возвращаясь в общежитие после очередного посещения "Руслана" горланили в тёмных переулках дуэтом "Времён от вечной темноты", "Виновата ли я", "Ложится в поле мрак ночной", а также скандировали без слов танцевальные мелодии и "Марш Черномора".

А с Вертинским нам не повезло. Не приехал Александр Николаевич, и мне с глубокой горечью пришлось сдать билеты в кассу. Что случилось - не знаю: то ли заболел, то ли филармония по каким-то соображениям отменила концерт. А я так старался подготовить Наташу к предстоящему празднику души! Говорил о его кишинёвских концертах, которые сводили с ума мою молодую маму в довоенной Бессарабии, рассказывал о том, как не выпускал из рук его пластинки, когда нас депортировали в Казахстан.

Любопытной была реакция Брусиловского, когда я ему рассказал о несостоявшемся концерте:

- Вот и хорошо, что Вертинский не приехал. Вы, Наумчик, человек впечатлительный и стали бы в дальнейшем сочинять "под Вертинского"... Впрочем, пардон, я, кажется, ошибся. Уж коли вы не сочиняете "под Дунаевского", то "под Вертинского" тем более не станете. В общем, оставайтесь Нами Гитиным и творите красоту в его стиле. Этим вы мне и интересны.

Ну а Вертинского "живьём" нам с Наташей так и не суждено было увидеть. Через пару лет Александр Николаевич покинул сей бренный мир. А на киноленте не было увековечено его уникальное артистическое пение. Остались лишь несколько фильмов (прежде всего - "Анна на шее"), запечатлевших аристократизм его творческой натуры.

... Итак, приступив к серьёзной работе над либретто, я редко приносил Брусиловскому свежие ноты. В основном мы с ним беседовали на самые разнообразные темы. Разумеется, точные даты этих бесед установить сейчас невозможно. Буду реанимировать отдельные эпизоды в произвольном порядке.

Как-то я вторично заговорил о том, что все наши беды сопряжены с бескультурьем и ленью. Евгений Григорьевич ответил, что однажды он уже скорректировал мои мысли по этому поводу и неожиданно спросил:

- Как вы относитесь к собакам?

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter