Наум Шафер. День Брусиловского

На перепутьях потерь и обретений

Так вот о "Танце девушки...". Как-то отрабатывая с Людмилой один из неподдающихся пассажей, я в изнеможении откинулся на спинку стула, механически повернул голову в сторону и вдруг за плохо задёрнутой портьерой увидел грузную фигуру Михаила Михайловича. Я даже уловил выражение его лица - сосредоточенное, напряжённое и в то же время растерянно-беспомощное, незащищённое... Как будто он упорно добывал в себе какую-то мысль, но никак не мог её добыть...

Помнится, что мне стало очень неприятно. "Подслушивает, как я разучиваю его вещь,- со злостью подумал я. - Нарцисс самовлюблённый!"

И должно было пройти много лет, чтобы, вспоминая этот случай, я истолковал бы его совсем-совсем по-иному.

Да, трагедия любого поэта, художника, композитора - в невостребованности. И здесь степень таланта не в счёт. Если человек пишет стихи, создает полотна, сочиняет музыку, то он это делает не только для себя - он мучительно жаждет хоть малейшего отклика на своё творчество. Да, музыка Иванова-Сокольского почти не звучала в быту. И до какой степени отчаяния должен был дойти композитор, чтобы получить горькое удовлетворение от того, что какой-то недоучившийся студентик, постоянно спотыкаясь и ошибаясь, но всё-таки разучивает его творение, и оно звучит, звучит, звучит, а не валяется мёртвым грузом среди кип других рукописей. О грустном душевном состоянии невостребованного творца позднее очень точно напишет павлодарская поэтесса Ольга Григорьева:

Может, всё-таки услышат,
Может, всё-таки прочтут...
И полюбят, и напишут,
И на помощь позовут.

Ведь важней всего - как воздух,
Печка лютою зимой,
В чьих-то душах просто отзвук,
Просто отклик, Боже мой...

И я теперь мысленно обращаюсь к давно ушедшему в мир иной не очень везучему композитору: "Простите меня, Михаил Михайлович! Простите мой юношеский эгоизм и мою неопытность в оценке душевного состояния человека, который, пройдя большой жизненный путь и не добившись значительных успехов, всё-таки пытался уверить себя, что жизнь прожита не зря".

Впрочем, Михаил Михайлович успел меня простить еще, будучи в добром здравии. Это было осенью 1964 года, когда он сопровождал Василия Павловича Соловьёва-Седого в Целинограде. Иванов-Сокольский непритворно обрадовался нашей неожиданной встрече, а я рассказал ему, как, собирая материалы о Дунаевском, четырежды пытался поговорить с Василием Павловичем (два раза в Алма-Ате во время съёмок фильма "Девушка-джигит", к которому он писал музыку, и потом два раза в Ленинграде), чтобы выяснить причины его конфликтов с Исааком Осиповичем, но никак не получалось: автор "Вечера на рейде", "Соловьёв" и "Подмосковных вечеров" почему-то всегда оказывался "под шафе", когда я к нему приходил...

- А вот теперь получится,- сказал Михаил Михайлович. - Приходите утром в гостиницу, и он будет как огурчик. Я его подготовлю, он вас примет, и разговор состоится.

Разговор действительно состоялся - довольно продолжительный, серьёзный и немного грустный, с обилием восклицательных и вопросительных интонаций, как ни странно, не с моей, а с его стороны... И, может быть, я когда-нибудь об этом напишу особо... А пока просто добавлю, что от целиноградской встречи с Соловьёвым-Седым у меня сохранилась его виниловая пластинка с дарственной надписью: "Тов.Шаферу на добрую память от автора".

И ещё одна "добавка". Самое примечательное, что Иванов-Сокольский, присутствовавший при "гостиничном" разговоре, беспрерывно поддакивал Соловьеву-Седому и приговаривал:

- Вот негодяи... Хотели вас поссорить с Исааком Осиповичем... А ведь он - родоначальник всех массовых жанров в советской музыке. И на каком уровне он всё это создавал! И для разных составов оркестра! А струнный ансамбль у него звучит, как у Чайковского...

Ну а тогда, двенадцать лет назад, при жизни Дунаевского... Однажды, когда я в очередной раз уходил от Людмилы, она вдруг сказала:

- Обязательно посмотрите спектакль "Девицы-красавицы" в русском драматическом театре. Он идёт с музыкой Михаила Михайловича. Да, кстати...Вы же как-то обмолвились, что играете на скрипке. А там, среди прочих номеров, есть и ноктюрн для скрипки... Думаю, что он вас заинтересует. Подождите минуточку. - Людмила скрылась за портьерой, а потом вышла с нотным листом. - Вот. Скопируйте и верните подлинник... А когда разучите, то приходите со скрипкой. Обещаю вам проаккомпанировать.

- Хорошо,- обречённо сказал я.

А Людмила продолжала:

- Яков Соломонович Штейн, постановщик спектакля, представьте себе, уже почти договорился с этим халтурщиком Дунаевским, что спектакль будет идти с его музыкой. Но когда он познакомился с музыкой Михаила Михайловича, то мгновенно послал Дунаевскому телеграмму, что не нуждается в его услугах.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter