- Ну... их трудно сопоставить. Тургенев значительно выше Гончарова.
- И это говорит филолог! - Брусиловский резко поднялся со стула. - В общем, так. В ваших сочинениях я исправил кое-какие гармонические ляпсусы. Но не все. Исходя из моих помарок, исправьте другие сами. Вы поняли меня? Сами! И в следующий понедельник вы мне покажете исправленный нотный текст. А потом мы поговорим на эту тему. Но главное задание - другое. Сейчас как раз издаётся собрание сочинений Гончарова в виде приложения к журналу "Огонёк". Я вас буду экзаменовать по каждому тому. За неделю вы должны прочитать первый том - роман "Обыкновенная история". Итак, жду вас в следующий понедельник. Но если не прочитаете роман, то не приходите. И вообще больше не приходите.
На обратном пути я оклемался и заявился домой с видом разочарованного денди, который может себе позволить поиронизировать по поводу происшедшего.
- Второй филфак! - небрежно объявил я Володе и тёте Анюте. - Брусиловский дал мне задание по литературе. Он считает, что я плохо знаю её. Велел читать Гончарова, начиная с первого тома. Я и без того регулярно покупаю в киосках это "огоньковское" издание.
- Вот и читай, а не просто покупай, - философски изрекла тётя Анюта.
Что тут можно было возразить? Я старательно принялся за чтение "Обыкновенной истории", о которой прежде имел представление лишь по учебникам да по лекциям Татьяны Владимировны Поссе. И - втянулся... Не смог оторваться! Конфликт возвышенных идеалов с глубокой прозой жизни вызвал во мне щемящее чувство тоски и печали. Я ведь и сам был романтиком, страдавшим от несовершенства мира. Меня потряс эпизод, когда прагматичный Пётр Адуев отдал слуге на оклейку комнаты рукописи выстраданных стихов своего племянника. Ведь со мной однажды приключилось почти то же самое, даже в более омерзительном варианте. Я как-то сочинил сентиментальную "Песню о трёх товарищах", посвятил её двум своим школьным друзьям и подарил каждому из них аккуратно переписанный экземпляр нотного и стихотворного текста. Один из них, Виктор Банхаев, постоянно напевал мою мелодию, а другой, Бруно Локк, желая доказать, что он трезво смотрит на жизнь и не подвержен "романтическим соплям", на другой же день меня проинформировал, что сходил с подаренным листом в клозет.
... В следующий понедельник я пришёл к Брусиловскому с заранее подготовленной фразой:
-Евгений Григорьевич, "Обыкновенная история" - это единственный и непревзойдённый роман о столкновении высоких идеалов с низкой и мелкой расчётливостью...
- Ну-ну, - криво усмехнулся Брусиловский, - уже научился-таки выражаться, как Александр Адуев. Единственный и непревзойдённый! Вам ещё многое предстоит прочитать, прежде чем разбрасываться такими фразами. Вы лучше ответьте мне, почему в конце романа Пётр Адуев потерпел полнейший крах в деле перевоспитания своего племянника? И почему возвышенный племянник оказался в сто раз хуже своего расчётливого дяди? Вы подумали над тем, какую специфическую задачу поставил перед собой Гончаров?
И далее последовала целая лекция, которую я слушал с разинутым ртом. Брусиловский говорил, что в любом общественном укладе, каким бы консервативным он ни был, существуют позитивные компоненты, которые следует переносить в каждую следующую эпоху и развивать их. Нельзя плевать в колодец, из которого пьёшь, нельзя на развалинах прежнего общества строить новое - на развалинах ничего не построишь. Прав ли был дядя, когда стал вытравливать из племянника глупый романтизм? Безусловно. Александр нелеп со своим благородством в мире наживы и обмана. Но благородство само по себе - драгоценное человеческое качество. Ошибка мудрого Петра в том, что, наметив правильную цель, он прибегнул к неправильным действиям. Колечко, и локон любимой девушки Александра нельзя было вышвыривать через окно в канаву - надо было просто предложить хранить эти атрибуты в каком-нибудь укромном месте и временно забыть о них. Стихи Александра, конечно же, были выспренними и архаичными. Но они - продукт его духовной деятельности. Нельзя было отдавать их на оклейку стен. Как было бы разумней поступить в данной ситуации? Очень просто. Ты подарил мне свои стихи? И хочешь сделать надпись? Спасибо, дорогой племянничек, буду хранить твою рукопись как семейную реликвию, а теперь давай займёмся более существенным делом - ведь тебе нужно поступить на службу... Учтите: когда тебе говорят комплименты, ты невольно стараешься быть лучше, чем ты есть на самом деле. Но дядя действовал, как вышибала, и вместе с водой выплеснул ребёнка. Александр стал циником. Плевки в душу племянника вернулись к дяде бумерангом, причём с удесятерённой силой.