|
И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман. Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1949 год.
Извините меня, если под влиянием своего непонимания я попадаю пальцем в небо и говорю лишнее и совсем не то. Но я буду очень несчастен, если в наши отношения войдут элементы, способные породить страдания. Я хочу Вашей радости, и наши отношения я всегда ощущал как почву для Вашей радости, для Вашего конечного и полного торжества. Наши отношения я всегда ощущал как нечто, способное очищать Вашу душу, поднимать ее, выводить из тьмы неверия и разочарования в людях, подготовлять ее к большому счастью, которое Вы заслужили.
Я не знаю, то ли я сейчас говорю, так как голова не способна найти формулировки, которые бы объяснили мои мысли и чувства. Это было бы слишком ужасно, если бы я был неверно Вами понят.
Я так ценю все Ваше, что для меня было бы горем потерять хоть крупицу его.
Вы мне снова рассказали чудесную сказку. Но она не совсем подходит ко мне. Я Вас люблю любой. Эстетика моего восприятия Вас не зависит от Вашего реального образа, и этим я подтверждаю все, что я говорил выше о моих чувствах.
А вот существовала когда-то умная, немного "вывихнутая" пьеса Евреинова "Самое главное". Пожалуй, ее содержание ближе к нам. Я Вам о ней расскажу в следующий раз.
Встречи со мной не бойтесь. А стихи Щипачёва меня не очень греют. Я вообще считаю, что у нас нет поэзии и поэтов. Поэзия - это творчество тончайших душевных инстинктов. Я знаю лично почти всех "выдающихся" поэтов - моих современников. Сейчас, кроме Исаковского, подлинных поэтов нет!43 Все остальные - это молотобойцы, которые выбивают стихи, а не пишут на струнах сердца. Кроме того, большинство из них малокультурно и халтурно. Кроме того, они слишком развращены всякими "необходимостями политики", чтобы честно служить своим музам.
10-го августа я буду в Москве. Возможность моего отъезда из Москвы к режиссеру Пырьеву, находящемуся сейчас на Кубани, не исключена, но произойдет [это] не ранее 20-го августа44. Крепко Вас целую, моя Людмила, мой друг любимый. Ваш И. Д.
P. S. Снова перечитал письмо Ваше. Там есть место, где Вы объясняете мне Ваши чувства. После этих простых слов захотелось уничтожить все, что я Вам наболтал. Но я хочу, чтобы ничто из моих мыслей не было скрыто от Вас. Поэтому я отправляю письмо таким, как оно написано.
Вы - чудесная, Людмила! Спасибо Вам, что Вы есть. И. Д.Уже полное утро! На конверте адрес "Бобровка". Пишу по нему. Всегда интересовался, почему Арамиль, а не Бобровка. Штемпель всегда был "Бобровка". Жалко, очень жалко утерянного письма. Попробую навести справки, хотя, видимо, это безнадежно.
5.VIII.49 г. Мой милый, дорогой друг! Вы вызываете меня на разговор о моих чувствах к Вам. Ну что же, Ваше желание для меня закон. Я вообще не представляю себе, чтобы я могла в чем-либо Вам отказать. Кстати, может быть, мой самоанализ поможет и мне лучше разобраться в "обстановке". Дело в том, что я сама не могу достаточно ясно разобраться в своих ощущениях и чувствах. Полная это или неполная любовь - не знаю, но что она подлинная - в этом я уверена. Будь я поэтом, я сказала бы, что чувство это нежно и свежо, как легкое дуновение воздуха в знойный летний день, чисто - как душа ребенка, ярко - как солнце, прекрасно - как жизнь, сильно - как смерть! Да, это так! Но кое в чем Вы ошибаетесь. И я постараюсь разъяснить Вам Вашу ошибку.
Знакомо ли Вам выражение "экзотермическая реакция"? Это реакция не может начаться самопроизвольно. Для нее необходим приток тепла извне, продолжающийся до тех пор, пока реакционная смесь не будет нагрета до определенной для нее температуры. Вот когда эта температура будет достигнута, начинается реакция, сопровождающаяся выделением огромного количества тепла, которое даже плавит реакционную смесь, сжигает окружающее. Остановить такую реакцию уже невозможно, она идет самопроизвольно.
|