|
Наум Шафер. День Брусиловского Романтика нетипичных испытаний
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |
Наташа оказалась мудрей меня. Она как-то подошла к моему столику, на котором были разбросаны нотные черновики Монолога княгини Лиговской, и тихо проговорила:
- Наум, мне нужно тебе кое-что объяснить. Давай выйдем в коридор и присядем на диване.
Внутри у меня всё затрепетало, но, пересилив себя, я ответил с нарочитой рассеянностью:
- Ты же видишь, я занят. Выбери другое время.
Наташа молча отошла, а я сделал вид, что снова углубился в ноты, но на самом деле ничего перед собой не видел. Какая там княгиня Лиговская! Вот Наташа теперь вновь села за свой столик и, может быть, вторично уже никогда не подойдёт... Ну и пусть не подойдёт! Сам я не проявлю никакой инициативы... Ведь предупредил же меня мой опытный в таких делах друг: не торопись, мол, сразу раскрыть объятия, держи её некоторое время на расстоянии, пусть, мол, тоже маленько помучается.
Следующим вечером, заглянув в читальный зал, я увидел, что он переполнен и мест нет. Но перед тем как удалиться, заметил сидящую за столиком Наташу. Перед ней высилась груда книг и тетрадей, но она сидела обхватив голову руками и, видимо, к ним ни разу не притронулась. У меня защемило сердце от боли и жалости. В этот момент для меня никого не было дороже и ближе. Хотелось тут же подойти к ней, обнять за плечи... Но опять-таки пересилив себя, я закрыл дверь и ушёл.
Через два или три дня Наташа неожиданно остановила меня в коридоре и с трагической решимостью сказала:
- Присядем на диван. Даю слово, что больше пяти минут я у тебя не отберу. Давай всё-таки выясним, что произошло.
- Ну что ж, присядем, - милостиво согласился я.
Наташа не сразу стала объясняться, и я понял, что она едва сдерживает слёзы. И здесь я почувствовал, что "рецепт" Бруно медленно, но верно улетучивается.
- Говори, - с плохо скрытой нежностью произнёс я.
И Наташа начала говорить с волнующим напором, страстно и убедительно. О том, что это была последняя попытка проверить именно себя, а не меня… И думала она при этом не о себе, а обо мне... Вдруг, дескать, она полюбит другого - высокого, статного, красивого шатена - и тем самым нанесёт мне глубокую рану.
- Понимаешь? - продолжала Наташа. - Как всякая девушка, я действительно на короткое время прельстилась его физической красотой, культурностью и благоговением передо мной. Он приходил ко мне в общежитие с букетом роз... Но чем больше он мне нравился, тем больше я скучала по тебе... Я плакала и поняла, что без тебя не смогу прожить на свете ни одного дня... Можешь не поверить, но во время прогулок я рассказывала ему только о тебе, о наших продолжительных беседах, о твоей музыке, о том, что ты написал письмо самому Дунаевскому и теперь ждёшь от него ответа, и о многом другом... И, наконец, попросила его больше ко мне не приходить, потому что боюсь потерять тебя... Он сказал, что будет меня ждать даже если у меня появится ребёнок... Но я ему ответила, чтобы он ни на что не надеялся... И он уже третью неделю ко мне не ходит...
Я слушал, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. И вдруг услышал:
- Ты как-то предложил мне поехать с тобой в Акмолинск на зимние каникулы. Я тогда ответила, что подумаю... А теперь говорю: согласна! Хочу, чтоб ты представил меня своим родителям и брату.
- В качестве кого? - встрепенулся я.
- Ну... если ты не возражаешь, то в качестве твоей невесты...
И тут мгновенно от "рецепта" моего друга не осталось и следа. Мы с Наташей буквально бросились друг к другу, обнялись и крепко поцеловались…
Для чего я рассказал всю эту историю? Не слишком ли я отклонился от "темы Брусиловского"? Нет, не слишком. Потому что сквозь призму этой истории высвечивается одна из главных причин моего разрыва с великим Учителем, чьей памяти я остался верен на протяжении всей своей жизни. Ведь если бы я уехал в Свердловск, то мог бы лишиться женщины, предназначенной мне самим Господом Богом. Другие причины попытаюсь обосновать ниже, избегая осторожного подсчёта. А сейчас хочу рассказать, что произошло семнадцать лет спустя.
В 1971 году, уже будучи кандидатом филологических наук и доцентом, я угодил в тюрьму за интерес к литературным произведениям, которые были запрещены советской цензурой, но в которых не было ничего антисоветского: в них просто критиковались перегибы сталинского периода. В камере, где матерились уголовники и столбом стоял табачный дым, я тосковал по жене и 14-летней дочери Лизе, которая освоила фортепиано и играла мои мелодии... Однажды я почувствовал, что не хочу больше жить. И в такой момент мой адвокат Андрей Григорьевич Порывай тайком передал мне письмо от Наташи. И хотя впоследствии это письмо предал гласности Ю.Д.Поминов в своём очерке "Формула судьбы", я хочу повторить публикацию, чтобы читатель окончательно понял, какую женщину я мог потерять, если бы бросил Университет и навострил лыжи в Свердловск, где меня уже ждали в Уральской консерватории:
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |
|