- Ну Бруно! - воскликнул я. - Тебе бы разработать учебный курс по основам донжуанства. А ты вместо этого сотрясаешь воздух сносшибательными словесами, и все они улетучиваются в беспредельном пространстве. А жаль. У тебя, как в "Хорошо темперированном клавире" Баха все темы проводятся одновременно в главной тональности.
- За комплимент спасибо, но в музыке Баха я профан, - с непривычным смирением ответил Бруно. - Здесь я признаю твоё преимущество. Вот Моцарт - тот мне ближе и понятнее...
Ну а я, загоревшись пафосом борьбы за Наташу, начал действовать по рецепту моего друга. Решил начать с однокурсницы Авы Ищенко. Однажды, сидя с ней рядом в университетской читальне на улице Советской, принялся к ней приставать: хватит, мол, задуривать мозги зубрёжкой, давай на полчасика отвлечёмся и прогуляемся, а потом вернёмся.
- Ну иди, если тебе надо, а мне надо законспектировать статью, - попробовала сопротивляться Ава. В то время у неё складывались весьма серьёзные отношения с Вовой Бесединым, студентом отделения журналистики, и прогулка с Шафером ей явно была ни к чему. Но я продолжал упорно настаивать. Дело в том, что за соседним столом сидела Зоя Матросова, закадычная подружка Наташи, и мне нужно было, чтобы она обязательно увидела, как мы с Авой таинственно удаляемся… Немедленно тут же донесёт Наташе. Я не ошибся.
Ава мне уступила, так сказать, "из уважения": нехотя поднялась и с тоской посмотрела на недописанный конспект. При обоюдном уходе я заметил большие выпуклые глаза Зои, готовые вот-вот вывалиться из орбит.
Затем два раза сходил в кино с Любой Ивановой, которая жила в той же общежитской комнате, что и Наташа. Во второй раз не стал дожидаться её на улице, а поднялся на третий этаж общежития и постучал в дверь. На пороге показалась не кто иная, как сама Наташа. Глядя мимо неё, я крикнул:
- Люба, поторопись, мы опаздываем!
Я намеренно взял билет не в городской кинотеатр, а в "Ударник", который находился, можно сказать за чертой города. Билет был намеренно куплен на самый поздний сеанс, чтобы обратный путь мы совершили пешком, поскольку к этому времени все автобусы и трамваи уже отправлялись в парк. Мне надо было, чтобы Люба вернулась в общежитие после двенадцати ночи и чтобы Наташа не сомкнула глаз до её возвращения.
Но главное началось потом. После университетских занятий я стал регулярно сопровождать домой тихую, малоразговорчивую Лию Подпоркину, которая жила на одной из алма-атинских окраин, со спускающимися вниз улицами. Не скрою, что мне было приятно её провожать, хотя она больше слушала, чем говорила. Мне нравились скромные девушки, которые не претендовали на мощь ума, спокойно и внимательно тебя выслушивали, этично поддакивали, а если возражали, то очень мягко, с извинительной улыбкой. Что поделаешь! Таково уж свойство некоторых нетипичных мужчин, которые сторонятся секс-бомб, а ищут верных и послушных подруг. Такой мне казалась Лия, но... но моё сердце уже было отдано Наташе.
На третьем этаже нашего общежития по улице Калинина был расположен довольно вместительный читальный зал с красовавшейся надписью между двумя окнами: "Идея становится силой, когда она овладевает массами". Эти ленинские слова не были для нас пустым звуком: мы соотносили их с победой над фашистской Германией, с победой советского народа, который был вооружён великой идеей, ставшей могучей силой. В зале по вечерам засиживались законные общежитские студенты, но иногда приходили и те, которые жили неподалёку и которым трудно было заниматься в домашних условиях. Примечательная особенность сего читального зала заключалась в том, что он не имел отношения к университетской библиотеке. Просто студенты приходили со своими книгами и тетрадями, располагались за свободными столиками и занимались чем придётся: готовились к предстоящим зачётам или экзаменам, читали какую-нибудь новую купленную книгу или журнал, писали письма... Я же здесь, как правило, превращал свои нотные черновики в аккуратные беловики для Брусиловского и Мельцанского.
И ещё одна особенность данного читального зала - почти мистическая. Он находился рядом, то есть по соседству, с комнатой, где жила Наташа со своими сокурсницами. И поскольку возник перерыв в наших общих походах в Пушкинскую библиотеку, она именно здесь и занималась по вечерам. Видя её за столом почти каждый вечер, я понял, что совместные гуляния с красавцем-спортсменом не столь уж регулярны, а может быть, и вовсе прекращены. И чувство громадного облегчения у меня перемежалось с лихим победным торжеством. Но продолжал не уклоняться от "рецепта" Бруно. Как только Наташа усаживалась вблизи меня, я тут же переходил на другое дальнее место, а если такового не было, то вообще уходил из зала. Демонстративно, хотя и понарошку, я рвал с прошлым, следуя советам Бруно и не сознавая, что могу потерять и будущее - уже не понарошку, а взаправду. Моё внутреннее состояние было одновременно и бурным, и печальным.