Наум Шафер. День Брусиловского

Премудрость эквивалента

Далее произошло нечто непредсказуемое. Взяв в руки листы, композитор начал медленно багроветь, а затем с яростью их отшвырнул.

- Вот такого я от вас не ожидал, - с сильным заиканием проговорил он. - К вашим чудачествам и экстравагантным штучкам я уже привык. А вот то, что вы способны на фальсификацию и обман - это для меня новость. Кто помог вам сделать сей клавир?

- Никто не помог, он сделан мной лично без всякой посторонней помощи! - с оскорблённой обидой воскликнул я.

- Не лгите! Вы ещё не доросли до такой фактуры! Хотя... хотя постойте, постойте... - Маэстро подошёл ко мне и притронулся к моему плечу. - Ради Бога, извините, Наумчик. Вы меня ошарашили непривычно сложной для вас аккордикой, и я не сразу понял... Ведь перед вами лежал клавир Глинки? Так?

- Конечно, так! - облегчённо вздохнул я.

- И вы, подражая его стилю и композиции, демонстративно заимствовали его аккордику?

- Ну разумеется.

- Приставьте к роялю второй стул и давайте вместе посмотрим, что у вас получилось.

Он стал наигрывать первую тему и попутно комментировать:

- Бесподобно! Эта тема - Глинки и в то же время - абсолютно ваша. Удивительное слияние! Как будто вы нашли черновик великого композитора и решили его обнародовать в своей редакции. Да, в своей редакции. Потому что в каждом такте вальса прёт шаферщина, то есть, прошу прощения, гитинщина.

- Перейдя ко второй теме и продолжая играть далее, он то и дело посматривал на меня, приговаривая: - Ну и Гитин! Ну и прохвост! Ведь вы вполне бы могли разыграть Асафьева, сказав, что нашли первоначальную редакцию знаменитого глинкинского вальса.

А у меня обида мгновенно улетучилась, и моему внутреннему ликованию не было предела: удалось! достиг! сравнялся с Глинкой, оставаясь при этом Гитиным! Ликуя, я упустил из виду, что Евгений Григорьевич может, сделав кислую мину, тут же дать задний ход и изречь нечто совершенно противоположное.

А он, продолжая наигрывать, дошёл до кульминации и на минуту остановился:

А сейчас, перед кодой, у Глинки пойдёт самое восхитительное место, которое, по-моему, невозможно сымитировать на собственный лад. Если вам это удалось, то вы - гений.

Он продолжил проигрывание, но после четырёх-пяти тактов снова остановился:

- Ничего не пойму. Союз Глинки и Гитина распался. Остался один Гитин. В чём дело? - Продолжая играть, он приговаривал: - Но, чёрт возьми, кто научил вас так правильно работать? Чистая гитинщина удивительно согласуется с предыдущими темами и в композиционном плане достигает нужной кульминации. - Маэстро прекратил игру и в упор спросил: - Вы-то сами поняли, что сделали? Можете объяснить?

- Могу лишь сказать, - робко отвечал я, - что мне не удалось сымитировать глинкинскую кульминацию. Значит, я не гений.

- Но вы же догадались сделать что-то другое! Как называется то, что вы придумали?

- Я не знаю... Просто после многочисленных попыток имитации я понял, что ничего не добьюсь, и решил сам сочинить нечто очень красивое, чтобы достойно завершить композицию. Вроде бы удалось, потому что вы проявили интерес.

- А как называется то, что вам удалось сделать?

- Я не знаю...

- Тогда слушайте, что я вам скажу. Вы отбросили прочь имитацию и принялись искать эквивалент. Поняли?

- Не совсем…

- Вы что, не слышали такое слово - "эквивалент"?

- Почему? Слышал.

- Тогда объясните его смысл.

- Ну... В школе, на уроках химии, меня даже замучили этим словом. Я ведь терпеть не мог этих уроков, потому что не собирался стать ни химиком, ни физиком, ни математиком. Но запомнил, что долдонила учительница о количестве элементов, которые соединяются с частью водорода. В общем, те элементы, которые заменяют водород, она называла "реальной ценностью", поскольку становились заменителями, то есть эквивалентом.

- Правильно! - подхватил Брусиловский. - А в общественной сфере и в сфере искусства эквивалент - это личная находка, равноценная какому-либо первоисточнику.

И маэстро плавно переключился на литературу. Стал вспоминать, почему в начале нашего знакомства он захотел меня "погонять по Жуковскому". Выполняя функции "второго филфака", композитор желал, чтобы я воочию убедился в разнице между буквальным и эквивалентным переводом иностранной поэзии. Чтобы я понял, почему Жуковский дважды потерпел неудачу, прибегнув к буквализму при переводе с немецкого баллады Бюргера "Ленора". И какого блистательного успеха Василий Андреевич добился в третий раз, изменив имя героини и создав русскую балладу "Светлана".

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter