В записной книжке Венедикта Ерофеева за 1973 год мне попались названия двух песен, соединенных союзом "и": "Когда мне невмочь пересилить беду" и "Позарастали стежки-дорожки". Больше ни слова.
Попутно вспомнилась забавная миниатюра Владимира Солоухина. Американец российского происхождения, приехав в Москву и оказавшись участником застолья, мучительно пытался вспомнить русскую народную песню, которую мать пела ему в детстве. Но вспомнил только одно-единственное слово и произнес его с характерным акцентом: "Ви-хожу..." Тотчас же в ответ ему спели хором: "Выхожу один я на дорогу..."
"Позарастали стежки-дорожки", "Выхожу один я на дорогу", "Когда мне невмочь пересилить беду"... Песни, возвышающиеся над текущим днем и утоляющие жажду души - они и есть народные песни. А нам десятки лет твердили, что народны лишь те произведения, где художник "решает существенные для народа вопросы, освещая их в интересах народа"...
ИВАН ИВАНЫЧ И БУЛАТ ШАЛВОВИЧ
Формально Булат Шалвович превратился в Иван Иваныча лишь в конце восьмидесятых, когда приступил к сочинительству автобиографического романа, где изобразил себя в третьем лице под этим стереотипным русским именем-отчеством. Фактически же дело обстояло как раз наоборот: месяц за месяцем, год за годом Иван Иваныч мужал, крепчал, овладевал ремеслом поэзии и ремеслом познания жизни - и, наконец, трансформировался в Булата Окуджаву. Помните его старую кроткую песенку -
Я много лет пиджак ношу. Давно потерся и не нов он. И я зову к себе портного и перешить пиджак прошу.
Я говорю ему шутя: "Перекроите все иначе. Сулит мне новые удачи искусство кройки и шитья".
Четверть века спустя он снова вернется к этой теме и напишет рассказ "Искусство кройки и шитья". Герой здесь именуется Булатом Шалчем, но на самом деле он - типичный Иван Иваныч, который пытается утвердить себя в жизни посредством мифического черного кожаного пальто и светло-серой кепки - почти так же, как несчастный Акакий Акакиевич хотел себя утвердить посредством новой шинели. Конечно, наш герой, в отличие от гоголевского персонажа, обладает талантом понимать прекрасное и живет в предчувствии своей будущей судьбы - судьбы большого поэта (правда, это ощущается лишь в подтексте), но как он еще боязлив и неуверен: готов довольствоваться малым - вернуться в деревню и не рыпаться! И это - после фронта...
Иван Иваныч готов стать "средним" человеком, ему явно грозит потеря индивидуальности. Каким образом можно ее сохранить или хотя бы частично воскресить? Надо постоянно подниматься, то есть не заглушать в себе тягу к неординарному, а порой даже к запретному.
И в автобиографическом повествовании Иван Иваныч - уже автор всех наших любимых песен, открывших новый пласт жизни. Он рассказывает, как приехал в Париж в 1968 году с туристской группой московских писателей. Окуджава настолько "сдвинулся" с Иваном Иванычем, что приписал ему и "Черного кота", и "Ах, Арбат, мой Арбат", и другие песни... Очень удобно, оказывается, писать от имени Иван Иваныча. Ты Окуджава, но такой же смертный, как рядовой фрезеровщик. Ты грузин, но прежде всего - русский. Ты вознесся к поднебесью, но совковая психология беспощадно подсказывает, что на четвереньках - привычнее.
Благодаря Иван Иванычу Окуджава постепенно обретает сладострастную свободу распоряжаться фактами своей жизни - без всяких украшательств. С простоватой естественностью рассказывает он историю о том, как обманул парижского продавца, фактически присвоив вожделенный магнитофон. Мало того.-Мы можем прочитать еще и о том, как парижане спрашивали его, "не кажется ли, мол, ему, что сегодня вырисовываются симптомы гибели культуры", а он, автор "Полночного троллейбуса", "Бумажного солдатика", "Песенки об открытой двери", в ответ "старательно морщил лоб, делая вид, что всматривается в прошлое, в будущее, но видел зыбкие очертания борделей...". Какой сарказм, какое бесстрашное самообнажение. Так может писать только тот, кто хочет быть достоин своих творений и не хочет оказаться банкротом перед лицом вечных нравственных ценностей. Ради этого стоит оказаться банкротом в чисто житейском плане. До мельчайших подробностей Окуджава описывает бесславный конец эротических похождений Иван Иваныча, когда "за просто так" он лишается своих парижских гонораров и у него не остается денег даже на такси. Это - отрезвление перед новой мобилизацией духа. И здесь важнейший компонент повествования - спасительное чувство юмора.