|
Книги и работы "В нашей литературе действуют преимущественно истуканы"
Те, кто полагает, что Исаак Осипович Дунаевский был любимцем властен, глубоко ошибаются. Сорок лет тому назад, когда он внезапно умер, некролог разрешили опубликовать лишь двум центральным газетам - "Литературной" и "Советскому искусству". Другие официальные издания, в том числе "Правда" и "Известия", отмолчались, вернее, отделались традиционными маленькими "квадратиками":
Дунаевскому "не повезло" и много лет спустя: день его смерти, 25 июля, стал днем памяти Владимира Высоцкого.
Против этого трудно что-либо возразить - в сфере нашей культуры появились иные эстетические критерии и новые идейные программы.
Но вот в чем необходимо разобраться. Есть значительная категория людей, которые воспринимают песни только сквозь призму словесного текста. Между тем в профессиональной массовой песне (в отличие от бардовской) ведущая роль принадлежит музыке. У Евгения Клячкина есть на этот счет любопытная песенка:
Ах, не дели ты с музыкой слова -
они, как мы с тобой, неразделимы.
А если и сольются воедино,
о лгут слова, а музыка - права.
Воистину! Стучалось, что в песнях Дунаевского слова лгали, но музыка - никогда. Она выжила благодаря своему благородству. Напомним, что ее безоговорочно ценил и любил Михаил Булгаков, а Федор Шаляпин порывался спеть "Песню о Родине":
Был ли Дунаевский "прославителем"? Безусловно. Но прославлял он не тоталитарный режим, как думают некоторые, а романтическую веру в добрую сказочную страну, где люди молоды, здоровы, счастливы.
Подлинный художник всегда в оппозиции к политическому и духовному гнету, к бюрократическому регламентированию жизни. Таким был Дунаевский. Он и сегодня восхищает своим бескорыстием, неподкупностью. Прочтите публикующиеся впервые фрагменты его писем и выступлений (исключение - небольшие отрывки, необходимые для "связки") - и вы убедитесь в этом.
Н.ШАФЕР
21 февраля 1950 г.
Мой друг. Вы невежественны, как рядовой советский поэт.
20 апреля 1950 г.
<...> трепотня стала одним из самых распространенных стилевых признаков не только личного, но и делового общения. А что такое трепотня в переводе на литературный язык? Это не что иное, как безответственность. У людей нет серьезного, горячего отношения к порученному им делу. А те из них, которые искренне хотели бы размашисто и горячо работать, - те обставлены такой сетью жестких норм и условий, что ничего не могут сделать. Поэтому все идет по-казенному, с оглядочкой, с перестраховочкой.
28 мая 1950 г.
<...> собрание композиторов, людей индивидуально настроенных, мелких собственников и, увы, шкурников, раздираемых злобой и завистью <...>
2 сентября 1950 г.
Нам все время тычут в пример Толстого, Чехова, Чайковского и Глинку, Репина и Сурикова. Но забывают, что нам не дают писать так, как писали они. Это были мастера чувств, а не зарисовщики, очеркисты и фотографы. У Толстого люди говорят о своих чувствах, говорят не только красиво, но и глубоко содержательно. Этому можно учиться, этому можно подражать. <...> Самое скверное, что. искусству чувств наша молодежь вообще ни у кого не учится, заменяя это трудное искусство всякими вульгарными упрощениями и любовным "нигилизмом". Что дала литература в этом отношении? Нуль! Неужели наши писатели ждут инструкций? Очевидно! Тогда грош им цена! Они не инженеры душ, а приказчики. Где-то в одном из Ваших писем проскользнула мысль, что достаточно того, что литература наша воспитывает желание быть похожими на Корчагина, Кошевого, Чайкину и т. д. Нет! Это много, но недостаточно! Ибо, не касаясь вопроса о природе индивидуального героизма, надо сказать, что военные катастрофы не всегда бывают, а вопросы быта, культуры, семьи, брака, любви, труда, творчества, вдохновения и многого другого. И жизнь рождается все-таки от любви! Этого никогда не надо забывать, как не надо забывать, что, к счастью, человек сравнительно мало живет с винтовкой на плече и что не так уж часто бывает вражеская оккупация!
Вот в силу чего мои "особые" взгляды вынуждают меня считать нашу литературу однобокой, лишенной подлинного знания людей с их сложным, разнообразным внутренним миром. В нашей литературе действуют преимущественно истуканы...
1 октября 1950 г.
Я вообще читаю мало, хотя приобретаю для своей библиотеки много книг. Читать мне некогда. Я, кажется, Вам говорил или писал, что после напряжения мозгов над клавирами или партитурами я предпочитаю читать что-нибудь не очень обязательное или что-нибудь очень интересное. Этот интерес я вижу в прочтении интереснейших музыкальных журналов дореволюционной эпохи (весьма неожиданные и поучительные выводы!). Этот интерес и душевномозговой отдых я вижу в прелестном сборнике "Пушкин-критик", где собраны такие перлы ума и.изысканной эстетики искусства, какие не сравнятся с художественной литературой Гладкова или Павленко. Не забывайте, что мне поздно уже увлекаться "романтическими приключениями на социальном фоне".
|