Дорогая Людмила! Я хорошо помню Ваше желание получить от меня письмо к 5 февраля. Но я отчасти был смущён Вашим пожеланием получить от меня, письмо в Рязани, а с другой <стороны> были и другие причины, из-за которых я не смог Вам своевременно ответить. Ведь Вы должны согласиться, Людмила, что когда очень хотят получить ответ, то это получение не откладывают.
Я, как видите, жив и здоров, хотя здоровье моё не очень сейчас завидное. Видимо, это результат больших личных волнений, постигших меня за последнее время. В воскресенье приехал из Ленинграда, где с огромным успехом прошли мои симфонические авторские концерты. О них, если Вы захотите, я напишу Вам особо.
Приехал я совершенно здоровым, даже немного повеселевшим и морально приподнятым. Вдруг, во вторник после обеда, я почувствовал какой-то тяжёлый ком в нижней части пищевода, как будто там застрял кусок пищи. И этот ком стоит у меня поныне, причиняя всё время ноющую, неприятную боль. Лечиться не люблю, но, видимо, придётся обратиться к врачу.
Я очень рад Вашим успехам в учёбе и Вашей энергии. Сегодняшнее письмо Ваше мне приятно своим мажором и стремлением вперёд. Насчёт параллельной учёбы по искусствоведению одобряю Ваши планы, но ведь всё зависит от Вашего времени. Думаю, что это очень трудно будет совместить с основными занятиями, особенно сейчас, когда Вы двигаетесь к финишу.
Спасибо Вам за Ваш отзыв о "Школьном вальсе". Его распространение начинает уподобляться гриппозной эпидемии. В Ленинграде (да и здесь) я столкнулся с очень жадной любовью к нему со стороны самых различных аудиторий. Удивительно и даже немного обидно, что Вы, имея друга, автора "Школьного вальса", предпочли записывать слова с приёмника,22 запоминать мелодию по слуху вместо того, чтобы обратиться ко мне за клавиром. Опять Вы скажете, что не хотели меня беспокоить. Скромность очень хорошая, редко встречаемая ныне черта. Но Вы никогда не забывайте того, что я уже неоднократно Вам подчёркивал: Вы принадлежите силой (пусть случайных) обстоятельств к тем моим друзьям, с которыми меня связывают очень важные для моего творчества и для моего общественного самочувствия нити. Я готов поверить, что Вам необходимо, с каких-то точек зрения общение со мной. Но поверьте и Вы, что мне очень нужны и Вы, и такие, как Вы, то есть люди, в которых я чувствую искренность отношений ко мне как музыканту и человеку. Ведь Вы - представительница молодёжи, той молодёжи, которой я посвящал и посвящаю всё своё творчество. Ваша любовь, Ваше слово признательности и уважения, Ваша прямая и дружеская критика, Ваши мысли, чувства, хотения, взгляды - это тот фундамент, который поддерживает мою творческую энергию, увеличивает её, вдохновляет мою мысль. Может быть, после этих моих слов Вы перестанете, наконец, думать, что Ваши письма могут быть для меня ненужными. Может быть, Вы перестанете обращать внимание на стиль Вашего изложения, хотя это и немаловажно. Может быть, наконец, Вы поверите мне, что я с радостью пишу Вам и с радостью читаю Ваши письма, какие бы они ни были. Давайте как-нибудь увидимся, погуляем, поговорим. Хотите, приеду к Вам в гости? Шлю Вам свой горячий привет.
И. Д.
Старая Руза, 18 марта 1952 г.
Дорогая Людмила! Как видите, я нахожусь в Старой Рузе (с 9-го марта). Приезжал на два дня в Москву, а теперь снова здесь, вероятно, до конца месяца. Вы знаете, как здесь хорошо и как здесь великолепно работается. Об этом я Вам как-то писал. Работаю я сейчас над новой редакцией моей довоенной оперетты "Золотая долина". Кроме того, чёрт меня дёрнул согласиться на сочинение кантаты по случаю 30-летия Тихоокеанского флота. Вот я пишу здесь и эту кантату.23 По поводу нашей встречи. Мы повидаемся обязательно. Но толчея московских улиц не очень располагает к углублённым беседам. У меня неудобно. Вот почему я предложил <при-ехать> к Вам. Вы отказываетесь по причинам, совершенно для меня непонятным. Тесно, соседи, "система"... Ну и что же? Пригласите самых близких Ваших товарищей, поговорим, пошутим, выпьем вина, поедим фруктов. Я не понимаю, при чём тут соседи, система? Если я этого не боюсь, то чего Вам стесняться? Вы не хотите, чтобы я видел Вашу студенческую жизнь "о натюраль"?24 А мне как раз и хочется видеть Вас в жизни Вашей, среди Ваших друзей, в так называемой келье. Я не настаиваю, конечно, но прошу Вас пересмотреть Ваши соображения.