|
Наум Шафер. День Брусиловского Неудачный реванш
- Что вы здесь делаете? - удивлённо спросила она. - Кого ищете?
- Я…я ищу своего товарища, композитора Оскара Гейльфуса.
- Тоже мне - композитор…- У неё скривились губы. - Да он ещё музучилища не закончил! Кроме обработок немецких мелодий, я у него ничего не знаю. Не сомневаюсь, что композитором его обозвал Брусиловский. Этот Оскар повадился к нему ходить. Вероятно, наметил уже план: после окончания музучилища попасть в консерваторию, в класс Брусиловского. А Брусиловский именно таких и собирает: обработал парочку народных мелодий, сочинил какой-нибудь собственный пустячок - вот и композитор. Ну загляните в класс Брусиловского - ваш друг, наверное, там торчит.
Монолог Людмилы меня неприятно резанул. Во-первых, мне ещё не приходилось слышать такого пренебрежительного отзыва о Брусиловском. А во-вторых, слова, сказанные по адресу Гейльфуса, я принял и на свой счёт. Спасибо, что хоть ситуация разрешилась вполне естественно: теперь можно было без всяких объяснений отправиться к Евгению Григорьевичу.
Вообще сложновато было общаться с этой самоуверенной девушкой. С одной стороны, я восхищался её пианистическим искусством, до которого и не мыслил дотянуться, с другой - меня раздражала её категоричность суждений, абсолютное нежелание прислушаться к мнению собеседника, высокомерие и зазнайство. И если уж быть откровенным до конца, то меня уязвляло, что она видела во мне только ученика… Как будто бы я не был молодым здоровым парнем, таким же студентом, как и она, почти ровесником…Нередко мне приходила в голову мысль расстаться с ней и найти другого учителя. Но как только я начинал укрепляться в этой мысли, как Людмила тут же переворачивала всё вверх дном: после наших занятий она иногда устраивала домашний концерт, и я безмолвно взирал на неё, как на богиню, поражаясь яркости, поэтичности и виртуозности её игры. Своими впечатлениями я делился с родителями в письмах, которые посылал в Акмолинск. Благодаря тому, что мама сохранила все мои письма студенческих лет, я имею возможность процитировать фрагмент письма от 24 декабря 1952 года:
"Моя учительница - прекрасная пианистка. Сегодня после занятий она мне устроила настоящий концерт: играла различные произведения Шопена и всю "Патетическую сонату" Бетховена. Вообще мне немного неловко с ней заниматься. Мы почти в одних летах, а она меня учит. Но ничего не поделаешь, другого выхода нет, и теперь приходится жертвовать своим достоинством. Надо быть в форме перед Брусиловским".
Быть в форме перед Брусиловским…Уж коли процитировано письмо, то надо рассказать, как однажды я предстал перед маэстро в этой самой форме. После провала со скрипкой мне пришла в голову мысль взять реванш и доказать Брусиловскому, что я достиг некоторых успехов в фортепианном искусстве. С этой целью я стал тщательно разучивать свой "Вечерний вальс". Задолбал я его ещё больше, чем "Мадонну", но непринуждённо и естественно у меня получалась лишь первая часть. И я решил прибегнуть к театральному приёму. Чтобы данный фрагмент не получился слишком закруглённым, я прихватил начальную фразу из второй части ("Тишь. Вечереет."), как бы имитируя прерванную импровизацию. Всё у меня было отрепетировано до мельчайшей детали. Рояль Евгения Григорьевича, как правило, всегда был раскрыт, а композитор, перед тем как к нему присесть, имел привычку что-то передвигать на столике или бегло просматривать какие-то листы… Вот за этот маленький промежуток времени я как бы рассеянно и отстраненно пробегусь пальцами по клавишам, а потом неожиданно остановлюсь - пора, дескать, перейти к более серьёзным делам…На этот раз всё получилось гладко - вот уж действительно как по нотам. Ни разу не споткнулся, легко и изящно оборвал фразу на полутакте и, как бы спохватившись, сказал подошедшему маэстро:
- Ой, извините, не буду больше отнимать у вас время…
- Нет, почему же, - спокойно ответил Евгений Григорьевич. - Наконец-то наступил долгожданный исторический момент: я удостоился чести услышать "Вечерний вальс" в довольно приличном авторском исполнении. Но почему же вы остановились? Продолжайте. Мне интересно узнать, как у вас прозвучит проигрыш перед заключительным повтором первоначальной темы.
Я стал что-то мямлить… Брусиловский с таинственным видом, дружески подмигнув, наклонился ко мне и почти шёпотом участливо спросил:
- Что? Не хватило пороху разучить до конца? А знаете, у вас, оказывается, великолепные актёрские способности. Вы так достоверно изобразили импровизацию, что я вам почти поверил. Признайтесь: сколько часов, вернее дней, вы потратили на эту единственную минуту восхитительного звучания? А?
…Больше перед Брусиловским я никогда ничего не играл. Только приносил ноты со своими новыми опусами.
|