- Что вы говорили себе в самые трудные минуты жизни?
- Вот так и говорил: "Со мной Бог и Лев Толстой. А также Пушкин, Глинка, Дунаевский и... верная спутница всей моей жизни Наташа Капустина".
- Вы о чём-нибудь жалеете из прожитой жизни?
- Ну разве только о том, что не послушался Брусиловского. А так - нет... Обращаясь к "памяти сердца", я понимаю, что из любой глупости, совершённой мною, умел делать соответствующие выводы с тем, чтобы такое больше не повторялось. А ведь это - своеобразный учебник жизни…
- Какие качества цените в людях? Какие не приемлете?
- Прежде всего ценю тех людей, которые умеют ценить чужое время и не нарушают планы моих работ неожиданными пришествиями или бесконечными телефонными разговорами, длящимися чуть ли не полтора часа. А ещё я ценю доброжелательность друг к другу и умение прощать старые обиды. Мне симпатичны люди, которые о горах судят по вершинам. А ведь в быту как чаще всего бывает? Совершит человек по необдуманности какой-то неприятный поступок - и люди тут же зачёркивают то лучшее, что в нём есть, и судят о нём по нетипичному действию. О человеке следует судить по тем вершинам, которых он достиг, а не по его ошибкам и заблуждениям.
Что я не приемлю? Прежде всего зависти. Существует поговорка: "Друг познаётся в беде". А вот Евгений Евтушенко переиначил эту поговорку: "Друг познаётся в радости". И при этом он рассказал некоторые эпизоды из своей жизни. Когда ему было очень плохо - травили в печати и срывали выпуск его книг - у него появилось много сочувствующих, которые морально его поддерживали и обнадёживали. Но как только ему стало хорошо, как только его книги стали вновь печататься миллионами экземпляров, вся толпа доброжелателей схлынула, а кое-кто стал распространять злобные сплетни. Да... Оказывается истинный друг - это тот человек, который искренно радуется чужой удаче и чужому успеху.
- Всю свою жизнь вы, образно говоря, раздваиваетесь между литературой и музыкой. Какая из этих привязанностей сильнее? Почему?
- Я не раздваиваюсь. Раздваиваются обычно между творчеством и служебными обязанностями. А для меня литература и музыка – это творчество. Следовательно, две части единого целого. Я не раздваиваюсь, а переключаюсь с одного вида творчества на другой. И то, чем я занимаюсь в данный момент, для меня поочерёдно сильнее.
- Если бы вам можно было прожить жизнь заново, что бы вы сделали в ней иначе?
- Не стал бы добровольно садиться в тюрьму из-за человека, который впоследствии вместо элементарной признательности меня же и оклеветал. И, как я уже сказал выше, может быть, послушался бы Брусиловского. Может быть...
А вообще-то не зря говорят, что под тайными символами спрятана великая истина. Во всём, что со мной происходило, был заключён символический подтекст. Даже тюрьма и лагерь пошли мне на пользу. Я узнал мир, о котором прежде имел лишь книжное представление. И изменил свои взгляды на работников КГБ, которых прежде воспринимал лишь в чёрном цвете. Оказалось, что среди них были честные и порядочные люди, которые искренно хотели мне помочь, но в условиях того времени они не могли этого сделать. Нет, я не жалею о прожитой жизни и даже благодарен ей за те горькие уроки, которые она мне преподнесла.
- Тревожит ли вас судьба вашей уникальной коллекции грампластинок?
- Да, тревожит. С одной стороны, я бесконечно благодарен властям, которые помогли мне основать музей - единственный Музей грампластинок в мире. В других звукохранилищах и музеях пластинки являются лишь небольшим приложением к иным звуконосителям. А у нас наоборот: современные звуконосители (кассеты, лазерные диски и прочее) являются приложением к огромной массе пластинок, на которые составлены полмиллиона каталожных карточек. На протяжении десятилетнего существования наш музей подвергался разным опасностям. Из-за устаревшего помещения и изношенной электрической проводки мы пережили два пожара, которые, к счастью, удалось ликвидировать. Потом случилось наводнение: нас залили жильцы с верхнего этажа, и треть книжного фонда пострадала, но, опять-таки, к счастью, не погибла. Затем по доносу к нам нагрянула финансовая проверка и стала искать, как говорится, в чёрной комнате чёрного кота, но, разумеется, ничего не нашла. Далее появилось "верховное мнение", что три комнаты Музея следует возвратить бывшему детскому саду. Пережили и это. А сейчас появилось новое "мнение": дескать, все пластинки следует переписать на современные звуконосители, а от самих пластинок надо избавиться. Это мнение равносильно тому, чтобы, например, предложить Художественному музею сделать электронные копии всех хранящихся картин, оригиналы - выбросить. Оригинал есть оригинал, и никакие копии никогда не смогут его заменить. Кроме того, в отличие от современных звуконосителей, пластинка хранит звук вечно, а лазерные диски еще не успели пройти проверку временем.
Сегодня музей находится в надежных руках маленького коллектива во главе с директором Татьяной Сергеевной Корешковой. И мне очень хочется, чтобы наш коллектив успел воспитать достойную молодую смену, которая сохранила бы музыкальное богатство, бескорыстно завещанное мною Казахстану – стране, в которой я прожил всю свою долгую жизнь.
- Спасибо, Наум Григорьевич, за интересную беседу.
Спрашивал Ю. ПОМИНОВ
Фото Владимира Бугаева
Опубликовано: Газета "Звезда прииртышья" от 06 января 2011 года N 1 (18098)