|
Книги и работы Наум Шафер. Роковой акт.
Утомленный и истерзанный ожиданием, Дунаевский в конечном счете вздохнул облегченно: 15 августа он полностью освободился от пут неизвестности. "Дорогая Рая! В Берлин меня не поехали, - сообщает он Р.П. Рыськиной. - Причин не знаю и ими не интересуюсь, не печалюсь, а наоборот, считаю, что все к лучшему".
"Не знаю", "не интересуюсь", "не печалюсь"... Он еще и бравировал. А что ему оставалось делать? Молодая журналистка Валентина Жегис могла гордиться: она внесла достойную лепту в развитие этой грустной истории...
5 сентября в "Советском искусстве " (все в той же газете!) появилась фотография Дунаевского в числе фотографий других участников фильма "Кубанские казаки", удостоенных Сталинской премии. И снова, уже во второй раз, эта премия хорошо сработала: она подарила композитору двухмесячную передышку. Исаак Осипович получил два месяца "мерной и мирной жизни", в течение которых он, не побывав в Берлине, спокойно занимался музыкальным оформлением "берлинского" фильма Пырьева "Мы за мир". Именно сейчас произошла яркая вспышка его творческого гения: среди прочих инструментальных и хоровых номеров он сочинил для Пырьева изумительную сокровенно-массовую песню "Летите, голуби, летите"...
 Но блаженному состоянию композитора пришел конец гораздо раньше, чем он успел полностью "рассчитаться" с режиссером. О том, что произошло, он написал Л.С. Райнль с большим опозданием, 2 января 1952 года: "К сожалению, мерное и мирное течение моей жизни было нарушено 7 ноября нелепым несчастьем, случившимся в компании моего сына. Сам-то он не был виноват, но его исключили из института по обвинению в организации попойки, закончившейся автомобильной катастрофой. В результате этой катастрофы погибла студентка 3-го курса института. Машина была моего сына, вечеринка происходила в праздник на нашей даче. Сын попал в эту историю как искупительная жертва общественного возбуждения в институте. И хоть все это нелепо и несправедливо, но до сих пор мне не удалось его восстановить. Это ужасно портит жизнь и настроение. Надеюсь все-таки, что удастся восстановить. Очень жалко парня, который уже около 2-х месяцев слоняется подавленный и растерянный происшедшим"25.
Восстановить сына в Институт кинематографии Исааку Осиповичу не удалось. Даже несмотря на то, что на судебном процессе Евгений был признан абсолютно невиновным. Мало того, суд вынес решение о возмещении ему материального ущерба за изувеченную машину. Евгений впоследствии, как мы уже знаем, стал профессиональным художником. Но сколько коварных и мерзких слухов стали распространять недруги Дунаевского - вплоть до диких фантазий о каком-то изощренном убийстве! Отголоски этих слухов живы до сих пор. Вот почему необходимо напомнить, что произошло на самом деле в тот далекий драматический день, 7 ноября 1951 года. А произошло все довольно просто и банально: компания молодых людей без ведома Евгения воспользовалась его машиной, а за руль села подвыпившая девица, не умевшая водить. В результате - катастрофа...
Порой Исааку Осиповичу кажется, что он полностью повержен и не в состоянии больше противиться силам зла. Он все чаще жалуется в письмах на пошатнувшееся здоровье.
Из письма к Л.Г. Вытчиковой: "...здоровье мое не очень сейчас завидное. Видимо, это результат больших личных волнений, постигших меня за последнее время"26.
Из телеграммы к Р.П. Рыськиной: "Вследствие затянувшейся болезни всяких осложнений повлекших ослабление слуха и прочие прелести носовой полости я не еду Ленинград"27.
Из письма к Р.П. Рыськиной: "Здоровье мое "так себе". Я еще только молодой студент очень трудного вуза - Института лечения своего здоровья. Когда я кончу этот вуз, может быть, тогда не буду ощущать боли в ноге, которая все же и после Мацесты (а говорят, что именно вследствие нее) дает себя чувствовать. Умные приборы показывают незначительное, но заметное улучшение пульсации, давления капилляров и прочее, а глупая нога болит и мешает двигаться по-прежнему"28.
|