|
Книги и работы Наум Шафер. Роковой акт.
"Советские люди, - разглагольствовала Жегис, - простят художнику ошибку, но они не терпят халтурного отношения к порученному делу. Они привыкли к тому, что каждый человек относится к своему труду как к творчеству. Как заботливые и требовательные хозяева, они стремятся изгнать из своего богатого, прекрасного дома все, что мешает им жить по-новому (выделено мной. - Н.Ш.). Они прямо указывают на недостатки, потому что знают, что вправе требовать немедленного устранения их"21.
Изгнать из своего богатого, прекрасного дома все, что мешает жить по-новому! В. Жегис карикатурно обратила против композитора его же собственный марш - "Нам песня строить и жить помогает". Чтобы читатель не мучился сомнениями, она подкрепила свое требование письмом милиционера из Хабаровска, который, наивно поверив фельетону "Печальный акт", возмутился "позорным" поведением Дунаевского в Горьковской консерватории. "Как мог всеми уважаемый, а многими любимый композитор так позорно вести себя? - вопрошал милиционер. - И.О. Дунаевский, вероятно, забыл о том, что советский зритель не дореволюционный дилетант, что ему недостаточно только громкого имени - ему нужно настоящее искусство"22.
Выходит, творчество "любимого" Дунаевского - это вроде бы и не совсем "настоящее искусство"... При этом газета устами своего читателя декларировала мысль, что дореволюционные слушатели были сплошь дилетантами, а советские - эти уж сплошь профессионалы, истинные и неподдельные.
Для Дунаевского опять наступили черные дни. Он спасал себя тем, что не расставался с роялем - постоянно играл Бетховена, Рахманинова, Скрябина. Чаще всего Бетховена: в последние годы его музыка производила чрезвычайно сильное впечатление на Дунаевского. От него давно отвернулись бывшие соратники - Григорий Александров и Любовь Орлова. Зато в лице Ивана Александровича Пырьева он обрел нового друга, искреннего и горячего, который всячески старался его растормошить, пробудить в нем творческую энергию.
"Все труднее и труднее становится работа на творческом поприще, - писал в эти дни Дунаевский Л.С. Райнль. - И не потому плохо, что трудно, не потому плохо, что вырастают все новые и новые задачи, требующие своего осуществления и творческого выражения. Нет!
Плохо и мучительно невыносимо то, что никто не знает, какая дорога правильна, что все запутались, боятся, перестраховываются, подличают, провоцируют, подсиживают, меняют каждый день свои убеждения, колотят себя в грудь, сознаваясь в совершённых и несовершенных ошибках.
Страшно и невыносимо то, что творческая неудача рассматривается как некоторое преступление. ...Страшно именно в наших условиях. Потому что прозвучавшее слово отрицательной критики является уже непререкаемым законом, открывающим столько гадкого и мутного словоговорения и пакости людской, против которой нет никакой защиты, кроме собственной совести. ...Не подумайте, что я весь состою из одной печеночной горечи. Я просто тревожусь и за общие наши творческие пути, и за свой. Ужасно трудно работать в такой обстановке...
Тем не менее...
Тем не менее я работаю сейчас и работаю немало! В конце июля еду в Берлин на международный фестиваль молодежи. Это очень интересно, и я заранее предвкушаю массу впечатлений. Я буду писать музыку к фильму Пырьева об этом фестивале. Пока работаю над песнями для этой же цели"23.
Фильм был документальный и назывался "Мы за мир". Композитор напряженно ждал разрешения на выезд и нервничал. До этого ему лишь один раз позволили побывать за пределами СССР - в 1947 году, когда в Чехословакии снимались отдельные эпизоды фильма "Весна". Но тогда он был в фаворе у некоторых должностных лиц. А теперь... Теперь, в 1951 году, в период планомерной и систематической травли, трудно было себя уговаривать, что все будет хорошо. Он должен был вместе с Пырьевым вылететь в Берлин в конце июля, но вот уже наступил август, а его, единственного из съемочной группы, по-прежнему не выпускали. "Все это время я находился в пекле подготовки к фестивалю, - писал он Р.П. Рыськиной. - Моя песня о мире ("Песня молодых") премирована третьей премией. ...Надо считать это удачей, так как к песне я стал подходить с некоторым творческим равнодушием и не очень горел огнем вдохновения. Кроме того, для моего происхождения и этот результат достаточен. Видимо, это же обстоятельство играет немалую роль в том, что я до сих пор сижу, что называется, на чемоданах в ожидании полета. Сегодня уже 3-е число, а я тут как тут. Не буду удивлен, если будет сочтено, что мне можно не ехать и что фестиваль молодежи ничего от этого не потеряет"24.
|