|
И.Дунаевский "Если Вам нужны мои письма..." Письма к Л.Вытчиковой. Пиcьма И.О.Дунаевского к Л.Г.Вытчиковой. 1955 год.
Старая Руза, 13 апреля 1955 г.
Здравствуйте, дорогая Людмила! Не писал Вам отчасти потому, что действительно рассердился на Вас, а отчасти потому, что был и продолжаю оставаться очень сильно загруженным творческими делами.
Сердился на Вас я за то, что Вы решили вдруг снова усомниться в искренних мотивах моей переписки с людьми вообще и, в частности, с Вами. Не знаю, почему вдруг это приходит в голову и какая Вам, в сущности, разница, по каким причинам я Вам пишу. Пишу, переписываюсь, ну и ладно. Относитесь к этому просто, а главное, с точки зрения Ваших личных желаний и интересов. Если Вам нужны и интересны мои письма и общение, то и принимайте их, как оно есть.
Сейчас пишу Вам кратко, чтобы Вы знали, что я жив, здоров, помню о Вас. Поэтому только в очень немногих словах рассказу о себе: как видите, работаю в Рузе - пишу свою новую оперетту "Белая акация". Ее нужно сдать театру в очень короткий, почти невыносимо короткий срок.
"Золотая долина" в новой редакции пошла 4-го марта. Успех она имеет очень большой. Очень много хвалят мою музыку.
Фильмов на этот год не взял никаких, так как хочу все время посвятить оперетте. Хоть нигде в искусстве не сладко, но что-то я особенно разочаровался в нашем кино. В нем, кажется, твердо воцарилась полная художественная и идейная немощь. Это я пишу потому, что, отдав столько вдохновения "Испытанию верности", я даже от такого художника, как Пырьев, не получил удовлетворения. А раз так, то, видимо, наше кино надолго и серьезно заболело.
Злит ужасно погода. Середина апреля, а пейзаж здесь почти зимний. Снегу уйма, и трудно поверить, что совсем скоро май!
Будьте здоровы, Людмила. Пишите подробно о себе. Желаю Вам успехов и радостей. Напишите о личном, если доверяете. Или Вы продолжаете пребывать в "зимнем" состоянии?
Сердечный привет.
И-Д. Пишите на Московск<ий> адрес.
16 апреля 1955 г.
Дорогая Людмила!
В Рузе, где я в течение апреля тружусь над музыкой оперетты "Белая акация", я написал Вам письмо в Прокопьевск. Вчера приехал на два дня в Москву, и как хорошо, что я не успел опустить в ящик это письмо. Дома застал Ваше письмо из Л<енин>града и посылаю Вам вместе с этим письмом и мое письмо, написанное в Рузе.
Я очень рад, что прокопьевский пессимизм сменился у Вас радостным ленинградским волнением. Отвечаю на Ваши вопросы. В Л<енин>граде мои концерты начинаются 6-го мая, поэтому я должен выехать отсюда 2-го мая. Вероятно, встретятся только наши поезда. Я очень жалею, что Вы не сможете побывать на моем концерте в Ленинграде. Жалею, конечно, что не услышу Вашего голоса по московскому телефону, который у меня теперь Г-9-17-45 (запомните на всякий случай!) В одном письме из Прокопьевска Вы задавали вопрос, что мной руководит, когда я пишу Вам и зачем мне это нужно? В последнем Вашем письме Вы спрашиваете, можно ли вообще обращаться ко мне. Но почему Вы в таком случае не спросите у себя, почему Вы мне пишете и зачем у Вас возникает желание обращаться ко мне? А? Что Вами руководит?
Ведь если Вы задаете такие вопросы мне, то естественно направить эти же вопросы себе. Тем более, что Ваши записочки (короткость Ваших писем делает их записочками) чаще всего не содержат в себе ничего, кроме кратчайшего уведомления о том, что Ваша персона пребывает в более или менее одушевленном состоянии. Ничего в этих записочках нет такого, что показывало бы мне необходимость для Вас в глубоком дружеском общении со мной. А глубокое общение предполагает ведь не посылку записочек, а рассказы о себе, о своих думах, чувствах, настроениях, обращение ко мне за советами, поиски ответов на вопросы, которые возникают внутри Вас, споры и т.д. Глубокое общение предполагает глубокую искренность и большое доверие, опирающееся на убеждение в искренности другого. Тогда я буду знать, что я Вам нужен как человек, художник, старший друг. Поэтому не кажется ли Вам, что не Вы должны сомневаться в надобности моих писем, а я - в надобности Ваших. И уж если в этих вопросах Вами руководит, допустим, деликатность, то есть опасение побеспокоить человека своими письмами, звонками, обращениями, отнять у него драгоценное время на ответы, то не кажется ли Вам, что лучше всего эти опасения можно устранить не записочками с обидными вопросами, а большими, хорошими, дружескими письмами, то есть опять-таки стремлением установить со мной такие отношения, при которых не возникало бы сомнений в нужности наших разговоров для обеих сторон.
|