Нет, Людмила! Не бесшабашная Вы голова, а голова, что-то напустившая на себя ненужного, чужого. А может быть, Вы сердитесь на меня и писали мне через чувство недовольства мною?
Мне очень хочется, чтобы Вы находили в себе силы быть молодой и сильной, какою Вы и должны быть, очищать себя от всяческих "скук и гримас", делать дело, ради которого Вы учитесь и в котором Вы должны видеть интерес, цель жизни. "Чайльд-Гарольд в юбке" помешает Вам и любить радостно и хорошо, увлекаться людьми, природой, искусством, петь песни полным голосом. Ну зачем же так? А, Людмила? Напишите мне, бога ради, что с Вами? Только напишите именно мне и именно потому, что никому Вы не сможете написать так, как мне. Мой "почтовый ящик" в этом отношении, уверяю Вас, не только вместителен, но и чуток.
Пишите мне на московск<ий> адрес (я буду ежедневно приезжать из Рузы).
Жду писем Ваших и прошу обязательно сообщать даты Ваших пребываний после Киева. А увидеться осенью мы должны, если все будет хорошо.
Ну почему Вы подписываетесь "Вытчикова", а не "Людмила"? А ведь, хотите Вы или не хотите, есть теплота в Вашем письме. Она в Ваших добрых пожеланиях и в Вашей... тоске по чему-то. Так почему об этом просто не написать: "Тоскую, хочу чего-то, стремлюсь"...
Будьте здоровы, счастливы, радостны.
Дунаевский. (Ага? Отомстил.)
Москва, 16 июля 1953 г.
Дорогая Людмила! Из Киева я от Вас получил три письма. На первое я ответил, на второе хочу ответить сейчас, а на третье, полученное вслед за вторым, отвечу Вам из Рузы, откуда я вчера приехал по делам в город.
Ваше письме (второе) не только и на столько грубое, сколько, непостижимо откуда, злое. Возможно, что я попросту не знал Вас с этой стороны Вашего характера, поэтому меня и удивляет злой тон Вашего письма.
Видите ли, Людмила, не всегда следует на любую обиду отвечать тем же. Вам незачем было так долго скрывать свои обиды на меня (не только обиды, но и претензии) и выливать их в форме весьма странных по тону писем. Отношения между мною и Вами или между мною и любым человеком Вашего возраста и, так сказать, Вашего типа могут складываться лишь на такой основе, которая полностью учитывает специфику, особые свойства и черты тех чувств, которые эти отношения порождают или могут породить. Неравенство наше надо понимать точно. Вы в письме написали так: "Великодушно разговаривает с Вами (это, значит, я с Вами) по телефону, как с равным" Дело в том, что я вообще разговариваю со всеми, за исключением дураков и подлецов, как с равными. Здесь, то есть в Вашей фразе, Вы неверно понимаете неравенство между нами. Оно вовсе не складывается из соизмерения масштабов и положений Вашего и моего. Дескать, я - известный композитор, а Вы -какая-то там мелкая студентишка. Не в .этом, конечно, дело. И, если говорить о неравенстве, то оно не между нами, а, так сказать, вокруг нас. Оно заключается в невозможности для нас обоих чувствовать и строить наши отношения друг с другом на равных основаниях с другими людьми моего и Вашего типа.
Возникая на почве уважения или там восхищения моим творчеством, стимулируясь известным эстетическим воздействием, оказываемым моим творчеством на характер и ощущения таких людей, как Вы, -такое знакомство, как наше, такие отношения, как наши с Вами, приобретают в известной мере некоторый романтический, приподнятый над обычностями окружающей Вас жизни характер. Я хочу, чтобы Вы меня очень верно поняли, поэтому я с Вами буду сейчас разговаривать примитивно.
Вот Вы встречаете молодого человека Вашего круга. Вы знакомитесь с ним. Он Вам нравится, Вы начинаете увлекаться им, влюбляетесь, думаете о нем, ищете его. Это тоже романтично, это тоже по самой своей сути должно приподнимать Вас, окрылять Вашу жизнь. Во всей этой нарисованной мной картине есть естественный, нормальный ход вещей, который и приводит (а бывает, что и нет) к известным отношениям подлинного равенства чувств и внутренних связей различного характера.
Наше знакомство с Вами возникло на совершенно иных основах, диктовалось совершенно иными побуждениями. Мне незачем это доказывать. Сложившиеся отношения (переписка ведь это тоже форма отношений и, кстати, очень значительная и глубокая) между нами могут покоиться только на базе высших нравственных и эстетических .интересов, ничего общего не имеющих ни с бытовщиной в ее различнейших проявлениях, ни с обычным ходом человеческих ощущений и проявлений. Это вовсе не значит, что эти отношения какие-то нереальные, абстрактные, оторванные от жизни. Нет! Но это значит, что самый ход, течение и содержание этих отношений складываются и протекают от силы других, более глубоких и.духовных побудителей, чем обычные житейские побудители. Что это именно так, я доказывать тоже не стану, но заверяю Вас, что если бы это было не так, наше знакомство и наша переписка давно бы прекратилась. Ваши письма могли быть оценены в разной степени. Тут были более важные, менее важные, более содержательные или менее содержательные, глубокие и мелкие, но всюду и везде Вы шли именно по той дороге ко мне, по которой единственно и могли идти.