|
Наум Шафер. Дворняги, друзья мои... Послесловие
Когда я писал для этой книжки последний очерк - о Дейке - я не предполагал, что он будет опубликован в газете "Павлодарская неделя" уже после смерти моего героя. Да, Дейк погиб. Погиб в пятилетнем возрасте - в полном расцвете молодости, здоровья и собачьего оптимизма - сильный, мускулистый, выносливый. Его намеренно сбил, вернее, убил лихач, мчавшийся на бешеной скорости в автомобиле и не захотевший повернуть руль чуть-чуть вправо. Убил мгновенно, на моих глазах - в тот момент, когда Дейк остановился на проезжей части улицы и повернул назад голову, чтобы удостовериться, что я иду следом. Это случилось 5 апреля 2001 года, на перекрёстке улиц Лермонтова и Советов. Мы возвращались с новой квартиры на старую за очередной сумкой с вещами, а Дейк всегда был нетерпелив, когда приближался к дорогому его сердцу привычному дому на улице Дзержинского.
Никогда не забуду, как целый поток машин сначала притормозил, а потом медленно объезжал меня с двух сторон, давая возможность дотащить до тротуара неимоверно отяжелевшее тело Дейка. А ведь каждый водитель, сидящий за рулём, тоже, очевидно, куда-то торопился - на семафоре несколько раз менялся зелёный и красный свет, надо было успеть проскочить, но машины двигались медленно, как бы отторгаясь от промчавшегося лихача и отдавая последний "салют" погибшей собаке.
В связи с этим мне вспомнилась заметка в газете "Известия", под которой была воспроизведена фотография умного и доброго сенбернара с очень грустным взглядом. Автор заметки, Лидия Григорьевна Коханская (Орша, Белоруссия), рассказав о благородстве пса, закончила повествование так: "Мы все стараемся быть достойными Персика, умной и благородной собаки".
Вот так. Не собака достойна человека, а человек стремится быть достойным собаки. Эти слова могут вызвать возмущение только у тех двуногих, которые давно позабыли про такие понятия, как "верность" и "непродажность".
Строгая документальность этой книжки не предохранила её (я это хорошо чувствую) от некоторых сантиментов и попыток очеловечить собаку. Но тут я ничего не моту с собой поделать. Трудность состоит в том, что невозможно абстрагироваться от взглядов на предмет, о котором пишешь, и от личных ощущений, которые испытываешь постоянно - с самого раннего детства. Здесь у меня есть союзник - непопулярный ныне Карл Маркс. "Мужчина не может снова превратиться в ребёнка, не впадая в ребячество,- писал когда-то основоположник так называемого научного коммунизма.- Но разве его не радует наивность ребёнка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на более высокой ступени воспроизводить свою истинную сущность ?"
Вот почему, подобно своему поведению в далёкие детские годы, когда я бегал вслед за "собачьим фургоном", чтобы при помощи лёгкого камешка отпугнуть зазевавшегося пса и спасти его, - так и теперь, в 70-летнем возрасте, приезжая в очередной раз в Москву или Петербург по "делам" Булгакова и Дунаевского, я иногда подолгу стою то у входа в метро, то у автобусной остановки, подальше от центра. Смотрю на унылых бродячих собак и терзаюсь, что не в силах им помочь... А они понимают (я в этом убеждён), что при скоплении людей есть больше шансов, чтобы кто-то обратил на них внимание... Вот пишу эти строки и вспоминаю молодую тёмно-серую собаку, свернувшуюся калачиком, но с поднятой головой: она время от времени вытягивала её вслед проходящему в метро человеку, а в глазах - надежда и ожидание: может быть, этот захочет стать моим хозяином а может быть, тот? Молодая, она ещё полна розового оптимизма, в отличие от "стариков", которые уже потеряли веру в человека, а просто здесь стоят или лежат с отрешённым видом, потому что деваться некуда. Как бы в насмешку, природа "закодировала" в собаке неистребимое тяготение к человеку, даже при полном разочаровании в нём. Тяготение нередко сопровождается боязнью. Поманит человек пса - тот отскочит, а потом осторожно пробирается на прежнее место. Парадокс в том, что собаки не голодны (на мимолётную кормёжку люди не скупятся) - кое-где валяются недоеденные корки и недоглоданные кости. Собака ищет не кость, а хозяина. Как тут снова не вспомнить мудрое изречение писателя Юрия Яковлева: не у каждого хозяина должна быть собака, но у каждой собаки должен быть хозяин!
Больше всего мне ненавистна не столько жестокость по отношению к нашим "меньшим братьям", сколько лицемерие с оглядкой на "нравственность". Подобное лицемерие довольно остроумно высмеяла студенческая газета "Да!", прибегнув к условному приёму диалога Собаки и Человека. Роль Собаки взяла на себя студентка-журналистка, а функции сердобольного Человека-теоретика согласился выполнить известный павлодарский администратор, на чьей совести тысячи изуверски казнённых собак: трудно предположить, что он не информирован о ветеринарах, которые в целях экономии разбавляют водой "усыпляющий" укол, обрекая животное на длительные предсмертные мучения... Вот фрагмент такого диалога:
|