О каждом из последующих событий можно было бы написать отдельную мемуарную повесть. Но в таком случае я отклонился бы от главной темы. Поэтому ограничусь лишь беглым рассказом о нашей дальнейшей жизни, конкретно останавливаясь только на том, что связано с именем Е.Г.Брусиловского.
Вначале мы обосновались в селе Малороссийке Самарского района Восточно-Казахстанской области. С увлечением приступили к работе в местной десятилетке, несмотря на ужасные бытовые условия. Мы наняли избушку с земляным полом, от которого несло гнилой сыростью, а в печном дымоходе не было задвижки: поэтому мне систематически приходилось лезть на крышу с мешком золы, чтобы прикрывать, а затем снова раскрывать трубу. Причём, каждый раз влезая на крышу и слезая с неё, я, чистокровный иудей, испытывал желание перекреститься. Вот уж романтика - ничего не скажешь!
Действительно, какая уж тут романтика... С первых же дней работы начались конфликты с директором школы Югаем: обнаружилась чудовищная безграмотность учеников по русскому языку, а мы с Наташей (как честные и принципиальные комсомольцы) отказались приукрашивать классный журнал "четвёрками" и компромиссными "тройками". От постоянных внушений директора хотелось, как говорится, лечь, закрыть глаза и умереть. Но мы всё же выстояли и не поддались.Наташа оказалась сильнее меня духом. Был момент, когда я, под воздействием психологической эксплуатации со стороны Югая, всё-таки кое-кому "натянул" отметки в 7-ом классе. А Наташа в 6-ом - ни в какую: взяла и заполнила журнальную страницу сплошными единицами и двойками. За первую четверть 1955-56 года - стопроцентная неуспеваемость! Такого случая в Восточно-Казахстанской области (а, возможно, и во всём Казахстане) ещё никогда не бывало. Директор запил. В Самарском районо всполошились. А в Усть-Каменогорском облоно запаниковали: как теперь отчитаться перед Министерством. В общем, шум был превеликий.
Надо было принять меры. И прибегли к спасительной формулировке: "Нет плохих учеников, есть плохие учителя". Состоялся педсовет с участием представителя районо, на котором выступающие учителя стали обвинять молодую учительницу Наталью Михайловну Капустину в неквалифицированности. Её "красный" диплом с круглыми пятёрками посчитали за ошибку Университета. Учителей можно было понять. В принципе это были неплохие люди, но они привыкли "плыть по течению", и каждый из них боялся за собственную судьбу: а вдруг прикроют школу, и все окажутся на бесплодной почве? Превзошёл всех учитель физкультуры: он внёс предложение рассмотреть "дело Капустиной" на комсомольском бюро с целью исключения её из рядов славного Ленинского комсомола.
Но тут грянул XX съезд Коммунистической партии и "дело" Наташи несколько затянулось. А потом, когда в Малороссийку прибыл инструктор райкома партии и, собрав в сельском клубе активистов села, прочёл им "секретный" доклад Н.С.Хрущёва о культе личности Сталина (в те времена его не решались печатно опубликовать), пресловутое "дело" и вовсе заглохло. Сама же Наташа, потрясённая услышанным, едва не лишилась чувств: её отпаивали водой и трясли за плечи. Хорош был и я. Вернувшись в нашу избушку, я в клочья изорвал портрет Сталина, стоящий в рамке на патефоне, и до сих пор мне неприятно вспоминать о моей молодой необузданности.
К Хрущёву же опять-таки до сих пор сохранил глубокую признательность, хотя теперь - именно теперь при развале СССР и возрождении капитализма - понимаю, что всё это надо было проделать несколько в другом ракурсе.
В письмах к родителям в Акмолинск мы с Наташей невольно начали обсуждать проблему "бегства" из села, где не нашли поддержку в задуманной педагогической революции. Здесь надо было не столько учить, сколько учиться "правильно" оформлять документацию. Мы мечтали о переезде в Акмолинск, который медленно, но верно превращался в главный город Целинного края. Вот где можно было бы развернуться во всю ширь своих заветных помыслов! Девиз "Поедем туда, куда никто не хочет ехать", сменился сияющим лозунгом: "Поедем туда, куда едут со всех концов Советского Союза!"
Но нам пришлось задержаться ещё на один год... Что произошло? Директор Югай уволился, а его место занял завуч Анатолий Сергеевич Близнюк, который стал всячески нас удерживать, обещая дать полную свободу действий.
- Что? - обратился я к нему с ироничным вопросом. - Теперь уже не придётся имитировать стопроцентную успеваемость? "Двойки" разрешены?
- Разумеется, разрешены, - серьёзно ответил Анатолий Сергеевич. - Теперь, после ХХ-го съезда партии многое разрешено. Но я вам советую ставить "двойки" не в журнал, а в личную тетрадь и ученикам об этом не докладывать.