|
Наум Шафер. День Брусиловского Маленькая телефонная эпопея
- Евгений Григорьевичу, я ведь вам уже говорил, что такое название предложил автор стихов Альберт Устинов...
- Чтоб я больше никогда не слышал о ваших нерадивых устиновых и щербаковых! Используйте их стихи в либретто, но само либретто напишите сами. Поймите: если они отлынивают, значит не очень увлечены темой или просто не верят в ваши возможности. А я верю. По отдельным фрагментам, которые вы сотворили, я сделал вывод, что вы хорошо ощущаете оперную драматургию в целом. Мой вывод подкреплён вашими рассуждениями о будущих эпизодах, которые пока еще не написаны. Поэтому пишите сами, пишите сами, пишите сами! Продолжать повторять? Без хорошего целенаправленного либретто вся опера рассыплется, поскольку в ней не будет развивающегося сюжета и полноценной музыкальной характеристики персонажей. Я это знаю по своему горькому опыту. Из-за некачественного либретто у меня погибли две оперы, для которых я написал, прошу прощения, довольно интересную музыку.
- Хорошо, Евгений Григорьевич,- покорно сказал я, - Если Володя Щербаков не возобновит работу, то за либретто возьмусь я сам. А пока...
- А пока принесите снова "Куплеты Грушницкого". У меня возникла новая мысль по этому поводу. В общем, жду вас девятнадцатого января. Думаю, что к этому времени решится и судьба ваших произведений, которые я рекомендовал для радиоконцерта студенческой молодежи, планируемого на февраль.... - И, немного помолчав, маэстро тихо, почти задушевно, произнёс: - А вы, оказывается, порядочный шалун. И притом довольно смелый - не побоялись разыграть старшего. Надрать бы вам уши, да беда в том, что и я, и вы, и Ерзакович - все мы Григорьевичи, то бишь Гершевичи... - и Брусиловский очень осторожно, как я понял, положил трубку.
Я шумно и радостно вздохнул: уразумел, что инцидент с "африканским краковяком" исчерпан и возврата к нему не будет. Взглянул на Седельникова - и глазам не поверил. Чаще всего его лицо бывало непроницаемым, а сейчас весь его облик выражал удивление и восторг. Наконец, взяв из моих рук трубку, он сказал:
- Я знаю, что вы каждый понедельник убегаете к Брусиловскому, сам способствую этому и прикрываю вас, но не мог предположить, что вы в таких дружеских отношениях с ним...
- Помилуйте, Евгений Александрович, откуда вы взяли? - возразил я. - Просто беру у него уроки композиции.
- Вы говорите неправду, Шафер. Меня не проведешь. Я не только лингвист, но и психолог. Если бы вы просто брали уроки, то ваш разговор продолжался бы от силы две-три минуты. А тут не тот масштаб: вы проговорили целых двадцать минут.
Признаться, я порядочно растерялся.
- Так вы полагаете,- с радостным волнением отреагировал я,- что такая длительность разговора обозначает... обозначает, что Брусиловский относится ко мне... ко мне...
- Вне сомнения! Стал бы он швыряться словами перед каждым учеником... Я понял характер разговора по репликам, которые вы произносили. Вам чертовски повезло! Цените это! Поздравляю вас! – И Седельников поднялся из-за стола и торжественно пожал мне руку.
|