Булгаков и Дунаевский: обостренная совесть художников
Cопоставление этих двух имен до сих пор воспринимается как-то необычно.
Проницательный, серьезный художник, сфокусировавший в своем творчестве социальные и бытовые явления эпохи и давший им философское, лирико-историческое истолкование, - и автор популярных маршей, оперетт, музыкальных кинокомедий: что могло быть между ними общего? Чем объяснить тяготение писателя к композитору, не созвучному с ним ни в творческих устремлениях, ни во взглядах на жизнь?
А секрет здесь прост. Страстный поклонник классической оперы, Булгаков любил красивую мелодическую музыку, помогающую человеку отрешиться от суетности быта и воспарить душой над мелочными заботами и политическими страстями.. Да, но "Легко на сердце от песни веселой", "Широка страна моя родная", "Нам нет преград ни в море, ни на суше"... В том-то и дело, что музыку Дунаевского писатель никогда не воспринимал сквозь призму "прославительных" текстов: в прекрасных романтических мелодиях - жизнерадостных, лирических, драматических - он ощущал совершенно иной мир чувств и иную художественную цель. Тем более, что эти мелодии возникали, как правило, значительно раньше стихов, которые к ним придумывались. Вот почему специально для Дунаевского, никогда не писавшего опер, Булгаков сочинил оперное либретто "Рашель" по рассказу Мопассана "Мадемуазель Фифи". Ему хотелось, чтобы опера получилась простой и изящной по мелодическому языку, гармонии и чтобы в финале ощущалось подлинное ликование и торжество жизни.
Дунаевский с увлечением приступил к работе над оперой. "Я днем и ночью думаю о нашей чудесной "Рашели", - писал он Булгакову.
Узнав, что дирижер Большого театра С.А.Самосуд задумал привлечь к написанию музыки другого композитора, жена Булгакова Елена Сергеевна с негодованием записывает: "Интересно знать, как же дирекция будет смотреть в глаза Дунаевскому?"
Однако жизнь внесла свои коррективы в творчество этих двух замечательных людей.
Композитор лишь приступил к написанию оперы, но подписание советско-германского пакта о ненападении полностью исключило возможность постановки оперы, где прусские погромщики XIX в. напоминали гитлеровцев. Опубликованная переписка Булгакова и Дунаевского свидетельствует, с какой болью писатель переживал крушение надежды на постановку "Рашели". Однако, когда Дунаевский через заведующего творческой мастерской Большого театра В.Владимирова попросил Булгакова приглушить тенденциозную направленность "Рашели", тяжело больной писатель категорически отказался пойти на компромисс.
Преждевременная смерть писателя ошеломила композитора.
Много лет спустя появилась возможность предать гласности некоторые письма композитора к его другу и импресарио Давиду Михайловичу Персону. Вот некоторые выдержки: "...Газеты и радио продолжают вопить о мифических "убийцах в белых халатах". И в такой момент Вы, Давид Михайлович, советуете мне "отключиться от всего" и возобновить работу над оперой. Вы что - не читали рассказ Мопассана, по которому Булгаков сочинил либретто? Не знаете, что Рашель - это модифицированная Рахиль?... Если в 1939 году мне бы за "Рашель" приписали антипактовские настроения, то сегодня, при намерении довести свой замысел до конца, я угодил бы в агенты "Джойнта"... Мой внутренний мир перевернулся... Между прочим, именно Булгаков укрепил меня в мысли, что Дунаевским я стал не в 27-м и не в 34-м году, а еще тогда, когда носил гимназическую форму и испекал вальсики для всяких женичек, милочек, розочек и экспериментировал на одну и ту же тему в разных танцевальных ритмах... Он все примеривал к "Рашели", спросил, нельзя ли тему французской шансонетки использовать во второй картине, то есть в канкане... Вы знаете, Давид Михайлович, я не трус. Но единственное, чего я боюсь - это ненароком повстречаться с Еленой Сергеевной. Как я посмотрю ей в глаза? Ведь "Рашель" была последней надеждой в доме Булгаковых, а я эту надежду не оправдал..."
Чем поражает концовка письма? Тем, что свое экспрессивно-эмоциональное состояние композитор невольно выражает почти теми же словами, что и писатель. Сравним - Булгаков: "Интересно знать, как же дирекция будет смотреть в глаза Дунаевскому?"
Вот она, обостренная совесть двух художников, всецело принадлежащих сословию истинных интеллигентов!
Наум ШАФЕР, профессор (Казахстан)
Письмо опубликовано в культурно-просветительной газете "Ковчег Кавказа", издаваемой ООО "Орбита" при поддержке Института "Открытое общество" (Фонд Сороса)