Фрагмент книги Н.Шафера "Еврейская судьба русского композитора"
[Фрагмент - о "Еврейской рапсодии" И.Дунаевского. Публикуется впервые]
16 января 1931 года в ленинградском мюзик-холле состоялась премьера утёсовского представления "Джаз на повороте", где впервые прозвучала "Еврейская рапсодия" Дунаевского. О том, как подготавливалось это событие, с очаровательным еврейско-одесским юмором рассказал в своей книге "Спасибо, сердце" Леонид Утёсов:
"Непременно надо было изобрести такое, что не было бы повторением удачно найденного, не было бы, так сказать, эпигонством самого себя. И такое, что укрепляло бы позиции советского джаза. Кое-какие замыслы уже зарождались в голове, и тут сам Бог послал мне Дунаевского.
- Дуня,- сказал я ему,- надо поворачивать руль влево. Паруса полощутся, их не надувает ветер родной земли, Дуня, я хочу сделать поворот в своём джазе. Помоги мне.
Он почесал затылок и иронически посмотрел на меня:
- Ты только хочешь сделать поворот или уже знаешь, куда повернуть?
- Да, - сказал я, - знаю. Пусть в джазе зазвучит то, что близко нашим людям. Пусть они услышат то, что слышали ещё их отцы и деды, но в новом обличии. Давай сделаем фантазии на темы народных песен.
Предыдущую ночь, не смыкая глаз, я обдумывал темы фантазий, но ему я хотел преподнести это как экспромт. Я любил его удивлять, потому что он умел удивляться.
- Какие же фантазии ты бы хотел?
Я глубокомысленно задумался.
- Ну как тебе сказать?.. - делал я вид, что ищу ответ.
- Давай-давай, думай, старик, - требовал Дуня.
- Ну, скажем, русскую. Как основу. Скажем... украинскую, поскольку я и ты оттуда родом... Еврейскую, поскольку эта музыка не чужда нам обоим... А четвёртую... - я демонстративно задумался.
- А четвёртую? - торопил Дунаевский. - Советскую! - выпалил я победно.
- Старик, это слишком...
- Ничего не слишком... Советская - это ритмы сегодняшней жизни, ритмы энтузиазма и пафоса строительства, ритмы Турксиба и Днепрогэса. Представляешь, современный Тарас Бульба стоит на одном берегу Днепра, а современный Остап на другом. "Слышишь ли ты меня, батька?" - кричит Остап, - "Слышу, сынку!"
Ох, как зажглись его глаза!
И были написаны четыре фантазии, которые составили вторую программу нашего оркестра - "Джаз на повороте". Она была изобретательно оформлена Николаем Павловичем Акимовым, тогда ещё молодым художником.
Народные песни России и Украины, печальные, весёлые и забавные жанровые песни, распеваемые в местечках Западной Белоруссии,- всё это было в четырёх фантазиях".6
Не уверен, обращался ли рафинированно-интеллигентный Дунаевский к кому-либо со словом "старик", но его психологическая реакция на предложение Утёсова описана здесь, надо полагать, довольно точно. При цитировании можно было бы изъять сакраментальную фразу о "ритмах энтузиазма и пафосе строительства", но я намеренно этого не сделал: пусть читатель снова убедится, что и джаз Утёсова, и радостные мелодии Дунаевского не имели никакого отношения к "натужному оптимизму". Джазист и композитор, в числе других выдающихся деятелей искусств, искренно поддались "чарующему обману" и, не дожидаясь социального заказа, с проникновенной взволнованностью творили миф о стране социализма.
"Еврейская рапсодия" начинается о призывного голоса труб:
Дунаевский использовал лейтмотив из музыкального оформления Л.Пульвера к спектаклю "Путешествие Вениамина III", который с огромным успехам шёл на сцене Еврейского государственного театра. В спектакле лейтмотив символизировал мечту о сказочной стране, где евреи смогли бы избавиться от вековых страданий и обрести подлинное счастье. Но, в отличие от Л.Пульвера, Дунаевский не превратил эту мелодию в лейтмотив... В противном случае получилось бы, что в СССР по-прежнему не ликвидирован разлад между мечтой и действительностью. "Еврейская рапсодия" условно делится на две части: сатирическую и лирико-оптимистическую.
В первой части Леонид Утёсов ведёт диалог внука и деда (за внука он протяжно выпевает фразы, а за деда говорит с комически-бичующими интонациями):
- Скажи мне, дедушка, ой, скажи же мне, скажи, как жил царь Николай? (Здесь скрипки имитируют плач невесты, которую ведут к венцу).
- Вообще, если говорить откровенно, так царь Николай жил-таки очень хорошо.
- Скажи мне, дедушка, как царь Николай пил чай? - А чай он, бывало, пил так: брали большую-большую сахарную голову и делали в этой голове дырку. В эту дырку наливали один стакан чаю, и из этой сахарной головы царь Николай пил чай.
- Скажи мне, дедушка, ой, скажи же мне, как царь Николай спал? (Здесь мелодия приобретает утрированно драматический характер, после чего следует игривый экзерсис). - А спал он, бывало, так: брали большую-большую комнату и засыпали её лебяжьим пухом. Вверху ложился царь Николай, а кругам стояли казаки, стреляли из пушек и кричали: "Ша! Чтоб было тихо! Царь Николай спит!" И так он проспал всё своё царство, болячка его батьке, Александру Третьему!
Любопытно, что вторая часть "Еврейской рапсодии" практически лишена словесного текста. А ведь по первоначальному замыслу она должна была символизировать счастливую жизнь еврейского народа при социализме. Вместо "благодарственного" текста, Леонид Утёсов отделался двумя формальными репликами: "А дальше, дети, настала настоящая жизнь. Так давайте же потанцуем!" И под начавшуюся танцевальную мелодию умудрился продекламировать абсолютно нейтральный куплет:
Много дорог у Бога,
Так много, как много глаз.
И от нас до Бога,
Как от Бога до нас -
Одинаковое расстояние!
Эти неточно процитированные уткинские строки из "Повести о рыжем Мотэла" дополнялись возгласами "Ой, ой, да тири-тири-дой" - и больше никаких слов не было. Но музыка заражала неподдельным весельем. И отчётливо пробивалась затаённая грусть - как след прожитого и неясность будущего. Дунаевский озорничал, грустил и обнадёживал. Скрипки, трубы, тромбоны, саксофоны, банджо, варьируя местечковые мелодии, стремились убедить слушателей в духовном раскрепощении еврейского народа. И слушатели верили, что они раскрепощены, но при этом хорошо ощущали подспудную печаль композитора.
В 1984 году фирма "Мелодия" задумала воскресить "Еврейскую рапсодию" Дунаевского, включив её в серию "Антология советского джаза". Но реставрированную запись 1932 года настолько изувечили сокращениями (в частности, от голоса Утёсова осталось только "Ой, ой, да тири-тири-дой"), что принимать её всерьёз не имеет смысла.
После падения советской власти появилась возможность выпустить полную отреставрированную запись. Что и сделал Глеб Скороходов в 1993 году, собирая звуковой материал для двухпластиночного альбома "Неизвестный Утесов". Но мало кто знает, что "Еврейская рапсодия" была записана в 1932 году в двух вариантах: на русском и еврейском языках. Еврейский вариант до сих пор скрыт от почитателей Леонида Утесова, которые лишены возможности услышать любимого артиста, мастерски исполняющего это произведение на чистейшем идише. |