Этюд девятый
"Без любви нет ни хлеба, ни песен"
Эти песенные слова, прозвучавшие когда-то в знаменитом кинофильме Григория Александрова и Исаака Дунаевского "Весна", стали крылатыми. Действительно, всё в нашей жизни - от нелёгкого физического труда до высочайшего взлёта в искусстве - озарено светом волшебной любви. Возникшее в последнее время выражение "заниматься любовью" отвратительно по своей сути, поскольку компрометирует возвышенное состояние человеческой души. Со случайным партнёром можно "заниматься" чем угодно. Любовью же можно только жить и творить. Отсюда - её вселенский созидательный характер.
Эта мысль, пусть в камерной форме, отражена в стихотворении Ольги Григорьевой "Шляпка", где соломенный головной убор двухлетней внучки превращается в лёгкий нимб, окрыляющий читателя любовью к новому подрастающему поколению, и вселяет надежду, что оно не поддастся зловещему влиянию губительного прагматизма.
На различных творческих встречах Григорьеву неоднократно спрашивали, к кому обращена её любовная лирика и кто является героем её интимных переживаний. Не хочу обижать простодушных вопрошателей, но, как правило, это люди, которые ещё не разгадали тайны поэзии и которые судят обо всём с поверхности жизненных наблюдений. Кстати, отпор подобным вопросам давно уже дала поэт и прозаик Лариса Васильева, автор известной книги "Кремлёвские жёны": "Мне часто задают вопрос: кому посвящена любовная лирика - мужу или другим мужчинам? Вот так вопрос, я не могу ответить. Это просто невозможно. Есть "Муз", как у мужчин-поэтов Муза. Он для меня недосягаем".
Да, многое недосягаемо не только для читателя, но и для создателя, потому что в любом творчестве есть компоненты божественного, обусловленные неосознанными "переговорами" с высшими силами. Но если читателю так уж хочется нечто конкретное, то вот вам полностью стихотворение "Голос", которое Григорьева посвятила верному соратнику всей своей поэтической и бытовой жизни - Юрию Дмитриевичу Поминову:
Что за окном твоим, милый, - снег, морось?
Что на душе у тебя? Кто с тобой?
Слышишь меня? Это же мой голос.
Может, меня не будет, а он живой.
Жили с тобой по-разному - нервно, трудно,
Боль оставалась в кратких обрывках строк.
Всё уже пройдено - пламя, вода, трубы…
А сыновья какие - храни их Бог!
Так, как сплетаются корни дерев близких,
Как прирастает вьюн - навсегда - к стволу,
Нас друг от друга не разделить без риска,
Ведь муравей - неизбежно - ползёт в смолу.
Не предавали друзей. Не теряли совесть.
Было слияние помыслов, душ и тел.
Станет тоскливо - слушай мой стих, мой голос.
Пусть он негромок. Он для тебя пел.
Такое стихотворение невозможно написать "по заказу". Оно написано исключительно по инициативе личных чувств, когда наплыв искренних излияний становится доступным не только конкретному персонажу, но и каждому, у кого есть любящее сердце.
А теперь перейдём к лирике, где интимные переживания оттеняются доминантностью признаков обобщения. В первую очередь мне бы хотелось обратить внимание на "Песенку про автобус", которую я посмел превратить в музыкальное произведение с некоторыми словесными изменениями. Автор не возражал, поскольку как стихотворение эта "Песенка" осталась в прежней эффективной редакции, о которой сейчас и пойдёт речь.
В принципе "Песенка" - о самом страшном виде одиночества. Это не тогда, когда ты изолирован от других людей, а когда ты находишься в их гуще, но каждый сам по себе одинок, потому что погружён лишь в себя. Парадокс в том, что все в автобусе мчатся в одном направлении - казалось бы: вот он, стимул, для обретения единства чувств и мыслей. Но нет. Каждый сам доделывает только свой внутренний мир…Чувствуете этот социальный подтекст? Мы мчимся в одном направлении, но так ничего и не достигаем. Поэтому у Ольги Григорьевой одиночество само по себе принимает вид живого олицетворения: оно стоит у кабины и раздаёт проездные билеты, и всё кругом кажется одиноким - даже небо над головой. И - неожиданная концовка:
Лишь автобус не грустил, по сопкам мчался
И бибикал, если с кем повстречался,
И будил уснувших птиц весёлым эхом…
Он не знал, что ты со мною не поехал.
Вот так курбет! Получается, что социальный аспект аннулируется. Ведь на первый план проступает сугубо личное одиночество от сознания потери любимого человека. Поэтому и всё остальное выглядит абсолютно одиноким…Но позвольте: не в этом ли проявляется искомый нами аспект, когда истинная любовь становится мерилом истинной человеческой нравственности? Думай, читатель, думай. Многозначность поэзии Ольги Григорьевой требует активной работы не только ума, но и души. И для разгадки "Песенки" предлагаю привлечь на помощь стихотворение "Девочка, женщина". Там перед вами возникает облик человека, которого не было в автобусе - того единственного, который смог бы разомкнуть стальной круг одиночества.
"Нет чуда больше, чем любимый человек!" - восклицает Григорьева в одном из своих стихотворений. "Приходи ко мне, царствуй, мой милый!" - призывает она в другом. И почти банально, но от всего своего существа возвещает: "Люблю! Я так люблю тебя!" И всё вместе взятое, несмотря на переменный метр стиха, создаёт гармоничное тембровое звучание душевных струн.
А возможна ли, моральна ли измена любимому человеку? Не мечите громы и молнии, но Григорьева прямым текстом говорит: да, возможна! Но в какой форме? И вот в стихотворении "Кое-что об изменах" она демонстративно перечисляет тех, с кем изменяла мужу. Перечисляю их в том порядке, в каком она называла: Пушкин, Боратынский, Блок, Пастернак, Рождественский, Окуджава, Левитанский, Бродский и - снова! - Пушкин. Но каково резюме - полюбуйтесь:
Я прошу, мой милый, не надо ревнивых сцен,
Ведь наличие духа определяет число измен.
Ну скажи, что ты не желаешь судьбы иной.
Я им всем изменяла тоже. С одним тобой!
Что я могу сказать по этому поводу? Дай Бог, чтобы каждая женщина была одарена талантом такой поэтической "измены". Тогда навсегда исчезнут из нашего быта скандальные измены мещанского пошиба - к великому огорчению литературных и телевизионных извращенцев, падких на пресловутую "клубничку".
Известно, что в подлинной женской любви таится и материнский компонент. Героиня григорьевских стихов подчас хочет, чтобы обожаемый ею мужчина заболел (конечно же, не очень серьёзно) - и это будет повод поухаживать за ним. Но "кокон любви" для неё слишком мал, Ей хочется птицей взлететь в небо, чтобы убедиться, что "свобода выше славы и любви". Или наоборот - в совершенно будничной обстановке с болью похвалить домашний уют человека, принадлежащего, увы, другой женщине. И здесь поражает удивительная обнажённость сложных житейских взаимоотношений, при которых, вопреки всему, господствует непреклонное целомудрие.
Не всегда следует воспринимать в прямом смысле любовную лирику Ольги Григорьевой и превращать в культ проходные детали. Символика -непременное свойство её стихов при наличии сугубо бытовых деталей. И немаловажный фактор - композиционное построение. Таково небольшое стихотворение "Ларец". В начале идёт речь о сердце, спрятанном в железном ларце, ибо оно постоянно трепещет от каждого звонка любимого человека. Метафора немного вычурна, но всё же хорошо служит драматической ситуации. Сердце глубоко спрятано, но оно может разорваться от "нежности и тоски"….Обратили внимание на новизну художественного приёма? Неисчислимое количество раз писали о разрыве сердца от огневых эмоций, от величайшего напряжения, от неожиданных стрессов и ещё Бог знает от чего… А тут - от нежности и тоски, то есть от любвеобильности без всяких раздоров и конфликтов. Однако от живой жизни с её радостями и печалями никуда не спрячешься. И это зафиксировано в концовке, где вслед за вопросом следует ответ:
Но где он, терем, ларец тот вечный?
Такого места на свете нет.
Да, ей очень хочется ободрить читателя, принести ему хоть немного тепла и радости, но она хорошо знает, что человеческое сердце невозможно предохранить от интенсивной и непрерывной работы.
Тема любви у Григорьевой не сводится к одной лишь проблеме "мужчина - женщина". Она проистекает от острого восприятия живой действительности. Её героиня после недомогания глубже впитывает в себя запах весны, потому что этот запах символизирует победу полноценной жизни. И как надо любить людей, чтобы в купе, под звук вагонных колёс, объединить в своей душе случайных попутчиков (одной - за семьдесят, другой - двадцать, а третьему - всего годик) - и под их мирный непринуждённый говор свободней и легче создавать поэтические строки. И как надо любить душу вещей, сотворённых человеком, чтобы услышать отчаянный безмолвный крик давно не игранной патефонной пластинки: "Ты меня! Меня! Меня послушай!"
Не секрет, что в наш смутный век на всём земном шаре произошёл переворот в самых заветных мыслях и чувствах человеческой личности. Но не всё пропало, если с величественной простотой звучит обнадёживающий голос нашей современницы, утверждающей старую истину: Знать, бывает любовь бездонная,
Как в колодце вода - не кончается.
|