|
Дом Шафера Есть такой музей в Павлодаре
Если вам придется когда-либо гостить в Павлодаре, обязательно побывайте в Музее пластинок известного коллекционера, профессора Павлодарского университета им. С. Торайгырова Наума Григорьевича Шафера. Возможно, вам повезет, и вы попадете на традиционную музыкальную встречу — они проходят здесь уже много лет каждую неделю, и темы их одна интереснее другой. А потом… Потом, если захотите, можете перекочевать в святая святых — в хранилище музея. Здесь на многочисленных полках находятся 25 тысяч пластинок, из них 12 тысяч — патефонные. Причем представлены все фирмы мира: американские, немецкие, французские, итальянские...
— Это единственный Музей грампластинок на территории бывшего СССР, — говорит Наум Григорьевич. — Возможно, он единственный и во всем мире — по крайней мере у меня нет сведений, что где-то есть нечто подобное ему. Конечно, существуют различные хранилища звуков, например, Гостелерадиофонд в Москве или Государственный архив кино-, фотодокументов и звукозаписей в Алма-Ате. Но у них другая специфика. Современные звуконосители еще не успели пройти испытания временем. А пластинка, если с ней обращаться бережно, хранит звук вечно. Она не размагничивается, как магнитофонная лента, и лишена опасности потери информации, как лазерный диск. В общем, немодная в наше время пластинка по-прежнему остается важным хранителем звуковой культуры. Кроме пластинок в нашем музее также большое число магнитофонных лент и аудиокассет. Есть, конечно, и лазерные диски, и обширная фильмотека. Ко всему этому прилагается большая библиотека, насчитывающая 20 тысяч книг, старинных журналов и газет.
— Интересно, а как складывалась коллекция музея? Откуда поступали пластинки?
— Все началось с тех тридцати пластинок, которые я, десятилетний мальчик, привез в Казахстан, когда нашу семью депортировали из Бессарабии. Поскольку они были подарены маме и папе в день их свадьбы, это наша семейная реликвия. На них записаны произведения классиков и замечательные образцы танцевальной музыки 20-х годов. Мне очень дороги эти пластинки, выпущенные известными мировыми фирмами «Колумбия», «Голос его хозяина», «Одеон» и другими. Они отделены от коллекции и хранятся особо. Пластинки этих же фирм, приобретенные позже, вошли, естественно, в общую коллекцию. Но все равно я испытываю душевное волнение, когда их рассматриваю или слушаю: этикетки напоминают мне о моем далеком бессарабском детстве…
Само собрание складывалось поначалу стихийно: я покупал все, что мне нравилось. Но к 15-16 годам я начал осознавать, что делаю, и поставил перед собой цель — собрать мировую музыку в ее лучших образцах. Конечно, я не понимал тогда, что так коллекционируют в государственном масштабе. А если для себя, то рано или поздно пластинки выживут тебя из дома. Ведь нормальные коллекционеры как собирают их? Один — выдающихся вокалистов, другой — традиционную эстраду, третий — произведения какого-либо композитора и так далее. Несколько лет я переписывался и обменивался пластинками с польским коллекционером Плевинским, который собирал исключительно инструментальные квартеты. Я посылал ему квартеты казахстанских композиторов, а он мне — вышедшие в Польше еврейские пластинки. Долгие годы меня связывала заочная дружба с замечательным рижским коллекционером Сабирджаном Курмаевым, который теперь живет в Америке. Он был приверженцем джаза и этнической музыки. Мы обменивались целыми коробками.
Конечно, приобретать пластинки и книги на скромное преподавательское жалование было сложно. И мы с женой Наташей договорились: живем на одну зарплату, а на другую собираем то, что нам дорого. Вот такой сумасшедшей жизнью и жили, отказывая себе во всем, но коллекцию собрали безо всяких эстетских выкрутасов: симфония мирно соседствует с песней, а джаз — с частушкой. Вообще-то жена у меня героическая женщина: она позволила мне захламить всю квартиру, где не нашлось места даже для маленького туалетного столика. Ну какая женщина могла бы такое допустить?
— У пластинок есть своя судьба. Есть ли в вашей коллекции что-то особое в этом смысле?
— Есть. И это любимая часть моего достояния. Прежде всего это касается так называемой «коллекции в коллекции». Пластинки с музыкой Исаака Осиповича Дунаевского я собираю отдельно. За исключением трех-четырех нашел, кажется, все, и теперь у меня их 400 штук. За одной из них я гонялся, например, многие десятилетия. Это две песни к фильму «Веселые ребята» — «Сердце» и «Марш веселых ребят». Мало кто знает, что французы и немцы опередили нас и выпустили их за полгода до того, как в Советском Союзе вышла утесовская пластинка. Как это случилось? Когда в 1934 году «Веселые ребята» получили приз на Венецианском кинофестивале, предприимчивые французы мгновенно записали пластинку на немецкой фирме «Полидор». И весь мир впервые услышал «Сердце» и «Марш веселых ребят» не с голоса первого исполнителя — Леонида Утесова, а с голоса французского певца Марселя. Как отреагировал Дунаевский на «пиратство» французов и немцев, мне неизвестно. Но знаменитый импресарио Д. М. Персон мне рассказывал, что Утесов в течение многих дней обрушивал на каждого встречного и поперечного весь набор одесских ругательств. Ну вы же представляете, как мечтал я иметь эту историческую пластинку! И заимел, только какой ценой! Предварительно я узнал о ее антикварной стоимости: 25 рублей. Так мало? Но ведь это было в середине 70-х, и цена пластинки равнялась железнодорожному билету от Павлодара до Москвы. Значит, не так уж и мало… А у меня был куплен билет до Кишинева: я ехал в гости к дяде с пересадкой в Москве. Ну а в Москве я зашел к Леониду Филипповичу Волкову-Ланниту — коллекционеру, автору известной книги «Искусство запечатленного звука». Попробовал снова (уже в который раз!) склонить его к продаже вожделенной пластинки. «Я мог бы вам продать ее, как полагается, за 25 рублей, — задумчиво произнес он. — Но почему бы с вас не запросить сто? Ведь вы все рано не уйдете от меня без этого сокровища». Уплатив просимую сумму, я тут же пошел на вокзал, чтобы на оставшиеся деньги спешно купить билет назад до Павлодара. Бедный мой дядя так и не дождался меня в Кишиневе… А вот случай совершенно противоположного плана. Когда в Алма-Ате я был гостях у блистательного лектора и музыковеда Кельберга, то получил от него удивительный подарок — бьющийся «гигант» 1933 года с лапидарной этикеткой «Евгений Онегин. Обр. Дунаевского. Исп. Оркестр — джаз п. упр. Л. Утесова». На мой недоуменный взгляд — неужели даром? — Анатолий Витальевич спокойно ответил: «Каждой пластинке положен свой законный хозяин. Я считаю, что этот диск должен храниться у вас… Но какова этикетка! Указан лишь один Дунаевский. Без Чайковского!»
|