Биография

Юрий Ковхаев. "Он, как всегда, в пути"

- Что вы считаете самой большой своей жизненной удачей? Существование Дома-музея вашего имени?

- То, что этот Дом существует, я, безусловно, рассматриваю как удачу. Я благодарен властям, которые его учредили, и тем людям, которые этому способствовали. Но я не могу быть спокойным до тех пор, пока не сумею передать коллекцию в руки профессионального филофониста, который сумел бы сохранить ее для нашего государства. Потому что если эта коллекция после меня окажется в случайных руках, она погибнет. Лучшим выходом было бы придание этому Дому республиканского статуса.

- Вы продолжаете коллекционирование?

- После того, как сдал коллекцию городу, естественно, таким активным собирательством, как прежде, не занимаюсь. Но гены во мне продолжают бушевать и когда попадается какой-то раритет, не могу удержаться, чтобы не приобрести. Кроме того, некоторые люди не выбрасывают ненужные им пластинки на помойку (в основном, к сожалению, все же выбрасывают), а приносят к нам.

- Что вы считаете своей самой большой неудачей? Может быть, то, что так и не удалось защитить докторскую диссертацию?

- Если помните, тема моей докторской диссертации - "Русская гражданская поэзия за сто лет". Она у меня так и лежит перевязанная, я к ней больше не возвращался. Но у меня сама собой получилась другая докторская диссертация - "Оперные либретто Булгакова". Об этом мне говорил Александр Алексеевич Нинов, петербургский литературовед, который организовывал булгаковские чтения. Сейчас, к сожалению, его уже нет. Так что можно считать, докторская диссертация у меня готова. Но я ее принципиально не пишу. Не хочу связываться со всеми неизбежными при этом рутинными формальностями, которые отнимут уйму времени и сил (найти ученый совет, убедить его утвердить мою тему и т.д.) Лучше за это время я напишу еще одну или две книги.

- В таком случае, может быть, вы что-то другое считаете своей главной жизненной неудачей?

- Знаете, в подобных случаях многие отвечают стандартно: "Я считаю, что прожил свою жизнь правильно и если бы снова пришлось, пошел бы по этому же пути..." А я не могу так сказать, потому что до сих пор не знаю, правильно ли поступил, не послушавшись Брусиловского. Я не знаю, надо было мне его послушаться или нет! Но если бы я последовал его совету, не было бы сделано все то, что мне удалось сделать. Особенно в области дунаевсковедения. Не сочтите меня за хвастуна, но я был первым, кто отделил Дунаевского от режима. Ведь в начале перестройки его рассматривали как певца тоталитарного режима.

- Тогда Бондарчука за это шпыняли, Хренникова хулили...

- Они очень много из-за этого пережили. Дунаевский-то к тому времени умер, а эти живые были...

- А вам не кажется, что прав ваш бывший студент и старый друг Рашид Алтынбеков, который в своей преамбуле к изданному им диску "Романс Печорина", куда вошло больше двух десятков музыкальных произведений Нами Гитина (ваш композиторский псевдоним), писал: "... Он настолько увлекся творчеством гениального советского композитора, что на протяжении многих десятилетий безостановочно и фанатично (в лучшем смысле этого слова) пропагандировал его, оставляя в тени свое композиторское творчество - поэтому оно и не получило широкой известности..."

- Возможно, в его словах есть изрядная доля истины. Может быть, действительно мне надо было больше внимания уделять популяризации собственного музыкального творчества. В мире искусства ведь так: никто не будет за тебя, если ты сам не за себя. Но что теперь об этом говорить.

- Что вам больше всего хотелось бы еще осуществить?

- Учитывая солидный возраст, я сейчас строю только самые ближайшие планы. Первое на очереди - привести в порядок свой музыкальный архив. Не знаю, зазвучит ли широко эта музыка или не зазвучит, но я отдал ей столько жара души, что не хотел бы, чтобы все это было распылено. Не пригодится для будущих поколений - значит пусть погибнет. Но это - долг моей совести. Ну и - из ближайших дел... Сейчас работаю над мемуарным очерком о Брусиловском. Надеюсь скоро опубликовать его...

* * *

- Наталья Михайловна, думаю, вы не забыли, как зародилась ваша любовь к Науму Григорьевичу. Чем он привлек ваше внимание?

- Вначале мы просто подружились. Ему другая девушка нравилась, мне - другой юноша. Мы даже поверяли друг другу сердечные тайны. А дружба возникла потому, что оба, бывало, засиживались в публичке допоздна, а потом вместе возвращались в общежитие. Или из оперы. Кроме нас среди студентов любителей оперного искусства почти не было. Вот и получалось, что ходили туда и возвращались мы вдвоем. Часто пешком, потому что трамваи уже не ходили.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter