|
Книги и работы Н.Шафер. О так называемых "блатных песнях" Владимира Высоцкого
Обе песни Высоцкого свидетельствуют о блестящем умении автора мгновенно создать конфликтную ситуацию, с тем чтобы в течение каких-нибудь полу-тора-двух минут успеть довести ее до высшего напряжения. У Розенбаума - лишь имитация конфликта, которого на самом деле нет и в зародыше. У Высоцкого ярко запечатлено эмоционально-психологическое состояние персонажей: бурное переживание по поводу ущемленного самолюбия, азартность при доказательствах собственного "благородства", стремление любой ценой вновь обрести потерянное достоинство. У Розенбаума - полнейшая безликость персонажа. У Высоцкого - неостановимый водопад излияния страстей, у Розенбаума - нудное, мелочное ворчание. Короче: варварские герои Высоцкого ведут игру на крупный счет, а герой Розенбаума - на жалкие копейки.
Но это еще не все. У двух авторов есть совпадающие детали. Но посмотрите, какую разную образно-смысловую функцию они выполняют! Персонажи Высоцкого темпераментно любят своих легковерных подруг, поэтому слово "стерва" хотя и звучит у них вульгарно, но не совсем в прямом смысле. Синонимически это могло бы прозвучать и так: "Ах ты, подлая!", то есть как ругательство, но ругательство в духе блатной ласки. Герой же Розенбаума ненавидит свою подругу, и слово "стерва" имеет у него прямой, унижающий смысл, то есть звучит как банальная уличная брань. Отсюда и другие мнимо совпадающие детали. Например, персонаж Высоцкого хочет свою подругу "зарыть", а персонаж Розенбаума - "закопать". Но в первом случае блатарь хочет зарыть подругу в собственной душе и залить цементом, "чтобы не разрыть", а во втором - вполне реально убить и закопать где-нибудь подальше, "чтобы после смерти ты не пахла мне". Откуда такая ненависть, породившая не совсем пикантно пахнущую строчку? Да ниоткуда. Впрочем, какое-то объяснение все же есть: "Ославила ты, тварь, меня в народе". За что ославила, как ославила? Непонятно. Просто ославила, и все. Зато очень даже понятно, что герой Розенбаума - сутенер ("Я б убил тебя давно, да денег мало"), и терпит он свою подругу только потому, что та содержит его. Для зажигательных персонажей Высоцкого такая ситуация просто немыслима. Они живут по другим моральным законам и с душевной щедростью заваливают своих возлюбленных всем тем ассортиментом, который перечислен в песне "Красное, зеленое". Буйные скандалы из-за "водки", "коньяка", "подбритой брови", "синего берета" - это непосредственный взрыв чувств по поводу возможной измены. Они покидают своих неблагодарных подруг с подобающим блатным шиком, за которым угадывается сохраненное достоинство: "А ну тебя, патлатую, тебя саму и мать твою! Живи себе как хочешь - я уехал навсегда", "Скажешь мне: "Прости!", а я плевать не захочу!" Это живые люди, испытывающие на прочность свой непутевый характер. Блатарь же Розенбаума - продукт давно надоевшего образного клише, и потому он зауряден, даже ничтожен.
Что же касается "технической" стороны, то есть звуковой организации текста, то песни Высоцкого и Розенбаума вообще несопоставимы. Отборный зубастый язык Высоцкого поразительно смягчается двумя компонентами: открытым юмором и подспудным лиризмом. Когда персонаж песни "Что же ты, зараза", свирепея от ревности, говорит своей подруге, что "супротив товарищей" он возражать не станет, то это действительно смешно, так как понятие "ревность" моментально приобретает парадоксальный характер. Когда же персонаж Розенбаума говорит своей подруге: "Надоело мне с тобою объясняться - даже кошки во дворе тебя боятся", то это нисколько не смешно, потому что упрек брошен как горсть песка - без сю-жетно-психологического обоснования, но с большой претензией на юмор.
Нужно отметить, что в разухабистых песнях Высоцкого подспудный лиризм иногда полностью обнажается. Чего стоит лишь одна есенинская щемящая реминисценция в громогласной песне "Красное, зеленое"! -
Но однажды всыпались, и сколько мы ни рыпались,
Все прошло, исчезло, словно с яблонь белых дым.
Здесь я бы поспорил с Г. Шпилевой, которая, комментируя эту реминисценцию, приходит к такому выводу: "Автор не ограничивается комической характеристикой убогого героя, он показывает и свое несогласие с шаблонным, мещанским восприятием творчества Есенина". Автор, конечно, всегда протестовал против мещанского восприятия творчества Есенина, но не конкретно в песне "Красное, зеленое", где будущий арестант, кстати, не столь убог, как думает Г. Шпилева, - хотя бы потому, что Высоцкий вложил в него свою необузданность и сердечный жар... Но мне понятна причина именно такого подхода к блатным песням Высоцкого. Она порождена теми временами, когда наш бард обвинялся в романтизации уголовщины. Защитники Высоцкого обычно в таких случаях возражали: какая же, мол, романтизация, наоборот, это - "разоблачение"... Но теперь, когда наступили иные времена, можно проявить объективность: да, бард иронизировал и разоблачал, но вместе с тем чуть-чуть симпатизировал своим духовно ограниченным героям, потому что наделял их собственной тягой к независимости. Отсюда этот захлеб, упоение, страсть, напор.
|