|
Наум Шафер. День Брусиловского Через все испытания – с Брусиловским!
казах, не то татарин), который иногда бескорыстно помогал мне при укладке кирпичей. Однажды он поведал мне историю своего ареста. В день, когда ему исполнилось восемнадцать лет, он пригласил к себе домой пару товарищей, чтобы отметить это событие. Дело было под вечер, и в доме не оказалось спиртного. Абзал попросил мать поразвлечь гостей, а сам поторопился в магазин, который по идее уже должен был быть закрыт. Так оно и случилось.
Но услышав голоса за запертой дверью. Абзал понял, что продавцы ещё не ушли, и стал в неё отчаянно барабанить. Когда дверь отворилась и толстая тётенька заорала "Чего хулиганишь?", Абзал протянул ей деньги и объяснил ситуацию. Тётенька смягчилась и через минуту вынесла бутылку водки. Счастливый Абзал побежал домой, но по дороге ему попался мрачный тип, который потребовал отдать ему бутылку: дескать, возникла необходимость опохмелиться. Абзал заупрямился и снова принялся объяснять ситуацию: мол, прими в расчёт традиции бытия, товарищи ждут, чтобы отметить День рождения. Тогда тип взмахнул зажатой в руке финкой, метя прямо в сердце именинника. Абзал же оказался проворней и успел стукнуть бандита бутылкой по голове. Тот грохнулся на земь, а потом оказалось, что вместо водки он получил сотрясение мозга. Абзала судили за превышение "меры обороны"
- Ты понимаешь,- возмущался Абзал,- мне обидно не то, что я здесь сижу, а то, что говорил на суде прокурор. Он говорил: "Ну и отдал бы ему бутылку, и дело не дошло бы до суда". А я ему: "А если бы он потребовал, чтобы я снял с себя костюм, то и костюм надо было ему отдать?" Понимаешь, Григорьич, бандита нашли на тротуаре с финкой в руке, а судили не его, а меня. Это же вещественное доказательство! А прокурор долдонил одно и то же слово: "объективность" да "объективность". Где же справедливость?
Должен сказать, что вторую жалобу я писал с ещё большим рвением, чем первую. Дело в том, что ещё в хрущёвскую "оттепель" я сразу же возненавидел появившуюся в Уголовном кодексе статью о "превышении меры обороны". Понимаю, что она появилась с благословения самого Никиты Сергеевича, но в то же время сознаю, что сделал он это не из каких-либо корыстных побуждений, а потому, что не предвидел, чем всё это обернётся. А обернулось тем, что нормальные граждане Страны Советов оказались в положении беспомощных птиц, лишённых воздушного пространства, а уголовникам была предоставлена полная воля для совершения преступных действий. Хрущёв искренно желал торжества полноценной демократии, а получилась смехотворно-трагическая пародия на неё.
В написанной жалобе я не жалел красок, чтобы доказать нелепость новой статьи в Уголовном кодексе. Дошёл даже до того, что прибегнул к художественной формуле и попросил председателя Верховного суда мысленно представить себе, что случилось бы, если двадцать восемь гвардейцев-панфиловцев, защищавшие Москву от немецких захватчиков, вдруг получили бы приказ "не превышать меры обороны". Оборона есть оборона, рассуждал я, и любые противодействия негодяям должны быть признаны законными и не подлежащими осуждению.
Последствия сей жалобы были весьма любопытные. Примерно через месяц меня вызвал в свой кабинет опер лагерной колонии. Он в этой должности пробыл недолго (потом его сменил другой), но я запомнил его на всю жизнь. Спокойный, подтянутый, с приятной интеллигентной внешностью, он говорил тихим голосом, но с чёткой дикцией:
- Вы тут навострились писать за всех жалобы. Это в принципе не возбраняется, но хочу дать вам два совета. Первый: отправляйте эти бумаги не тайком через вольных, которые допускаются сюда на свидание с осуждёнными, а официально, через нашу законную лагерную почту. Второй: Пусть те, за которых вы сочиняете, переписывают бумагу собственной рукой. Ибо к нам уже поступил запрос, почему жалобы от разных лиц написаны одним писательским стилем и одним и тем же почерком.
Я хотел было возразить насчёт каракулей, которые обычно читаются невнимательно и по диагонали, но опер мягким жестом остановил меня и стал говорить дальше. Предложил избегать художественных фокусов и назидательных сентенций по адресу членов Верховного суда. Тирада о героях-панфиловцах на этот раз благополучно "проскочила", но в следующий раз нечто подобное может вызвать негативную реакцию, тем более, если жалоба сопровождается критикой статей Уголовного кодекса. Никакой критики! Только по существу конкретного дела! Без применения силы в процессе высказывания своих убеждений о собственной невиновности!
|